Принцесса маори

Ева готова была сквозь землю провалиться. Уже само по себе было скверно, что Адриан нравился ей больше, чем она сама того хотела. А тут еще тетка заметила, что девушка без ума от ее сына! Теперь Джоанна объяснялась с Евой намеками, предлагала завоевать сердце Адриана до того, как тот уедет. Это было последней каплей!

— Да, я поеду, — быстро бросила она и поспешила прямо к Люси.

Ева постучала в дверь, опасаясь, что пожилая дама могла уехать вместе с тетушкой Ха в отель «Масоник». Никто не ответил. Девушка постучала еще раз и облегченно вздохнула, когда Люси наконец крикнула:

— Войдите!

Еве нужно было срочно поговорить с пожилой дамой. «То, что я все утро рылась в ее вещах, наверняка не помешает нашему разговору», — предположила Ева.

Едва она переступила порог комнаты, как тут же вспомнила, что в грязи с головы до ног.

— Прости, мне, наверное, стоило сначала помыться, а уж потом прийти к тебе.

— Нет, нет, присаживайся. Это не причинит моим креслам никакого вреда. Только расскажи мне, где ты пропадала! Ты же вся черная, даже нос. Давай-ка, рассказывай, во что ты вляпалась.

— Я прибирала в старой кладовке.

— Что ты делала? — Лицо Люси помрачнело.

— Ну, в той комнате, в пристройке, в которую давно никто не заглядывал и в которой твои вещи…

— И кто поручил тебе это? — резким тоном спросила Люси.

— Меня об этом спрашивала и старая Стелла. Твоя дочь хочет выбросить твои вещи, потому что собирается снова использовать эту комнату как кладовку.

— Что? — Люси вскочила с кресла.

— Может, тебе стоит с ней поговорить, если ты не согласна с тем, чтобы твои вещи выбросили.

Жилы на шее Люси опасно вздулись, она сжала кулаки.

— В эту комнату нельзя заходить, ты слышишь? Я запретила детям ступать даже на ее порог и никогда не снимала этого запрета. Какое нахальство!

Еву перепугала внезапная вспышка гнева пожилой дамы.

— Да, будет лучше, если в эту комнату пока никто не будет входить, — согласилась Ева с Люси. — Потому что полы прогнили. Я в одном месте даже одной ногой провалилась. Там внизу какой-то подвал, наверняка это опасно…

— О нет, — пробормотала Люси. Она побледнела.

— Извини, я же не знала, что ты не хочешь, чтобы в эту комнату кто-нибудь заходил.

— Нет, пока я жива! — заверила пожилая дама, нервно бегая взад и вперед по комнате.

— Мне действительно очень жаль, я бы не стала этого делать, если бы… — залепетала Ева.

— Ты же ничего не знала. Хорошо, что ты мне сообщила об этом! Сейчас иди помойся, а затем возвращайся ко мне. Я хочу рассказать тебе свою историю дальше. Если мы успеем сегодня, ты поймешь, почему эта комната — табу!

Люси, исполненная решимости, вышла из комнаты.

— А я позабочусь о том, чтобы никто больше не осмелился нарушать мои распоряжения относительно кладовки.

Когда Ева тоже вышла из комнаты, до нее вдруг донеслись громкие голоса. Она остановилась как вкопанная, прислушалась. Она никогда бы не подумала, что Люси может так сильно рассердиться. Это, несомненно, был ее голос.

— Сколько раз я тебе говорила, что к старой кладовке и близко подходить нельзя! Только посмей переступить порог сама или послать туда кого-то! — кричала она.

Ева не разобрала, что ответила Джоанна, потому что, в отличие от своей матери, та старалась соблюдать правила приличия и говорила шепотом, но по реакции Люси можно было предположить, что пожилая дама не была настроена на мирный разговор.

— Это мой дом, и в эту комнату больше никто не войдет, пока я жива! Ты это поняла?

В тот момент Еве стало даже немного жаль тетку Джоанну. Если бы Ева только могла предположить, что Люси так разволнуется по этому поводу, то наверняка предпочла бы промолчать. Чего же так боялась пожилая дама? Что ее дочь выбросит старые вещи или что они ей вообще попадутся на глаза? И что это за ящик с таинственными игрушечными гробиками? В этом доме было что-то не так. Теперь Ева была уверена в своем предположении как никогда. Чтобы ее не заподозрили в подслушивании, девушка поспешила в ванную, которая располагалась в коридоре возле ее комнаты. Она открыла горячую воду, стащила грязные вещи и принялась оттирать грязь. Наконец она вымыла густые светлые волосы и почувствовала себя словно заново рожденной. Ева завернулась в полотенце и постирала платье, прежде чем снова отправиться в комнату. А хорошо бы надеть легкое летнее платье! Но в платяном шкафу в ряд висели лишь шерстяные — для холодной немецкой зимы. На Хейстингс-стрит она еще не могла одеваться по погоде. Но тут Ева обнаружила белую блузку и легкую юбку. Она в смущении припомнила, как эти вещи оказались в ее багаже.

— В Новой Зеландии лето, дитя мое. Положи еще что-нибудь легкое, — уговаривала ее мать, но Ева как-то пропустила это мимо ушей. Может быть, потому что девушка очень надеялась, что ее матери вскоре снова станет лучше. В тот день мать выглядела очень взволнованной и уверенной в себе. У Евы в ушах все еще звучали ее слова, словно это было вчера:

— Я думаю, что климат на меня хорошо повлияет, будет много новых впечатлений!