Принцесса на стажировке

Дома по-прежнему царит ужасный беспорядок. Поскольку мама и мистер Дж. в эти выходные улетают в Индиану, маме пришлось перенести вечер игры в покер с субботы на сегодня. Так что когда я вошла, за кухонным столом сидели все художницы-феминистки из маминой группы любительниц покера и ели китайскую лапшу.

Они вели себя очень шумно, так шумно, что когда я позвала Толстого Луи, он даже не вышел. Я потрясла пакетиком его любимого ямса с пониженным содержанием жиров. Никакого эффекта. На минутку я даже испугалась, что Толстый Луи сбежал, как-нибудь выскользнул незаметно в суете, которую устроили эти феминистки. Потому что, знаете, он и так был не в восторге оттого, что приходится делить мансарду с новорожденным. На самом деле нам далее пришлось несколько раз выгонять его из кроватки Рокки, потому что он решил, что мы поставили ее специально для него, тем более что по размеру она ему и правда почти подходит. Кроме того, должна признаться, я действительно провожу с Рокки довольно много времени. А раньше это время я использовала, чтобы делать Толстому Луи кошачий массаж и все такое.

Но я СТАРАЮСЬ быть хорошей матерью – пусть кто-то назовет это младенцелизательницей – и для маленького братика, и для Толстого Луи.

В конце концов я обнаружила Толстого Луи под моей кроватью, вернее, под кроватью была только его передняя часть, потому что он такой толстый, что не помещается там целиком, так что его кошачий зад вроде как торчал наружу. Если честно, я его не виню за то, что он прячется. Мамины подруги на кого угодно могут нагнать страху.

Мистер Дж., кажется, со мной согласен. Он тоже спрятался – как выяснилось, в их с мамой спальне, и пытался вместе с Рокки смотреть по телевизору бейсбольный матч. Когда я вошла поздороваться с Рокки и чмокнуть его, мистер Дж. даже вздрогнул.

– Они еще не ушли? – спросил он.

Его глаза за стеклами очков казались немного безумными.

– Вообще-то они еще даже играть не начали, – сказала я.

– Проклятье.

Мистер Дж, посмотрел на сына, который в кои-то веки не плакал. Обычно он не плачет, когда включен телевизор.

– То есть, я хотел сказать, очень жаль.

Мне стало немножко жалко мистера Дж.

Я хочу сказать, быть мужем моем мамы не так уж легко. Если даже не брать в расчет то, что она художница, остается другая проблема: мама, кажется, физически не способна оплатить вовремя ни один счет или как минимум НАЙТИ его, когда в конце концов вспомнит, что его пора оплатить. Мистер Дж. попытался провести всю оплату за мамины работы через компьютер, но это мало помогает, потому что все присланные маме чеки, в конце концов оказываются в каком-нибудь ужасно неподходящем месте, например, на дне коробки от маминого противогаза.

Честное слово, при моей неспособности делить дроби и маминой неспособности хотя бы в чем-нибудь вести себя как ответственный взрослый человек, за исключением кормления грудью и посещения политических маршей протеста – можно только удивляться, что мистер Дж. до сих пор с нами не развелся.

– Может, что-нибудь принести? – спросила я у мистера Дж. – Может, ребрышко или креветку в чесночном соусе?

– Не надо. – На лице мистера Дж. появилось страдальческое выражение, которое было мне знакомо даже слишком хорошо, – Но все равно спасибо. Мы продержимся.

Я оставила мужчин одних и пошла в кухню, чтобы взять немного еды, а потом удрать к себе в спальню и заняться домашней работой. К счастью, мамины подруги не обратили на меня ни малейшего внимания, потому что были слишком увлечены разговором о том, что музыканты-мужчины типа Эминема виноваты в том, что юноши превращаются в женоненавистников.

Честное слово, я не могла спокойно терпеть такие разговоры в моем доме. Может, на меня так подействовало мое собственное выступление перед горничными «Плазы», не знаю, короче говоря, я поставила тарелку с овощами на стол и растолковала маминым подругам, что их аргументы против Эминема претенциозны (я даже не знаю толком, что это слово означает, но я не раз слышала, как Майкл и Лилли его употребляли), и что им стоило бы выкроить минутку и послушать песню «Cleaning out me closet» (между прочим, это одна из любимых песен Рокки) и они бы поняли, что Эминем ненавидит только свою мать и чувиху, которая его пилит.

Мне казалось, что я сделала вполне разумное заявление, однако феминистки встретили его гробовым молчанием. Потом мама сказала:

– Кажется, позвонили в дверь? Наверное, это Берн, наш сосед снизу. Он очень переживает, когда ему кажется, что у нас вечеринка, а его не пригласили. Я сейчас вернусь.

И мама быстро пошла к двери, хотя я не слышала никакого звонка.

Одна из феминисток сказала:

– Что же, Миа, твое выступление в защиту Эминема – это одна из тех вещей, которым бабушка обучает тебя на уроках принцессы?

Все остальные феминистки засмеялись. Но тут я вспомнила, что на самом деле мне нужен совет как раз от феминисток, и поэтому вместо того, чтобы возразить, я спросила:

– Скажите, господа, то есть, дамы, вы не знаете, это правда, что каждый парень, который учится в колледже, рассчитывает, что его подружка будет заниматься с ним Этим Делом?