Принцесса науки(Софья Ковалевская)

Ковалевский уехал в Лондон по своим делам, и Софья Васильевна все же поехала к нему. Стремясь полностью отдохнуть от математики, она с увлечением стала знакомиться с его работой о событиях первой английской революции XVII века. Но скоро копанье в архивных документах надоело ей. Математика снова властно позвала Ковалевскую к себе. Максим Максимович даже не пытался удерживать ее, хотя и был недоволен. Она уехала в Вернигероде на Гарце, где отдыхал Вейерштрасс. Там она и закончила литературную отделку своей работы о вращении твердого тела и попутно натолкнулась на новые интересные результаты.

Рассмотрев работы, присланные на конкурс, Парижская академия присудила премию Бордена Ковалевской и постановила вследствие большой важности полученных результатов увеличить премиальную сумму с трех до пяти тысяч франков.

12 декабря 1888 года в Париже Софье Васильевне в торжественной обстановке вручили премию. Когда она вошла в зал, приглашенные на торжество гости встретили ее овацией.

Президент академии астроном Жансен, огласив результаты конкурса, произнес в честь Ковалевской речь: «Господа, между венками, которые даем мы сегодня, один из прекраснейших и труднейших для достижения возлагается на чело женщины. Госпожа Ковалевская получила в этом году большую премию по математическим наукам.

Наши сочлены по отделению геометрии, рассмотрев ее мемуар, присланный на конкурс в числе пятнадцати работ других ученых, признали в труде этом не только свидетельство глубокого, широкого значения, но и признаки ума великой изобретательности».

Софья Васильевна слушала его вдохновенную речь и думала о том, что она никогда не будет удовлетворена своей жизнью. Казалось бы, она достигла вершины своих мечтаний, она доказала всему миру, что женщина ничуть не уступает мужчине даже в абстрактнейшей из наук. Она стала мировой знаменитостью. Возле нее был человек, с которым можно было связать свою жизнь. Чего еще не хватало?

Не хватало счастья. Слишком поздно все это пришло — и признание и любовь. Она слишком устала, чтобы радоваться своему торжеству. И на бесчисленных вечерах и приемах в ее честь она мечтала лишь об уединении.

Софью Васильевну не устраивала ее личная жизнь. Максим Максимович Ковалевский — этот интеллектуальнейший человек с передовыми взглядами — не мог преодолеть существующих общепринятых канонов. Именно тогда, когда она, не жалея себя, работала ночами, губила свое здоровье, он все больше и больше отдалялся от нее. И прямо заявлял, что жена-математик его устраивает гораздо меньше, чем жена, занятая светскими обязанностями.

Столкнулись два твердых, бескомпромиссных характера. Ковалевский хотел, чтобы Софья Васильевна отказалась от научной деятельности ради семьи. Она же не могла бросить все, что завоевала такой дорогой ценой.

Ковалевский уехал в Ниццу. Софья Васильевна осталась одна со своими сомнениями и раздумьями.

«Как я благодарна вам за вашу дружбу! Да, право, я начинаю думать, что это единственно хорошее, что было послано мне в жизни, и как мне совестно, что я до сих пор так мало сделала, чтобы доказать вам, как глубоко я ценю ее, — писала она Миттаг-Леффлеру. — Но не вините меня за это, дорогой Геста: я, право, совершенно не владею собой в настоящую минуту. Со всех сторон мне присылают поздравительные письма, а я, по странной иронии судьбы, еще никогда не чувствовала себя такой несчастной, как теперь. Несчастная, как собака! Впрочем, я думаю, что собаки, к своему счастью, не могут быть никогда так несчастны, как люди, и в особенности как женщины.

Но я надеюсь со временем сделаться благоразумнее. По крайней мере употреблю все усилия, чтобы приняться вновь за работу и заинтересоваться практическими вещами, и тогда я, конечно, отдамся всецело под ваше руководство и буду делать все, что вы захотите.

В настоящую минуту единственное, что я могу сделать, — это сохранить про себя свое горе, скрыть его в глубине своей души, стараться вести себя возможно осмотрительнее в обществе и не давать поводов для разговоров о себе… Сохраните мне вашу дружбу: я в ней сильно нуждаюсь, уверяю вас».

В таком настроении Ковалевская не могла возвращаться в Стокгольм с его мертвящим однообразием. Она стремилась в Россию, но там для нее не было места. Оставался один Париж — кипящий, энергичный, неунывающий Париж.

Глава XIV «ВОЗВРАТИТЕ КОВАЛЕВСКУЮ РОССИИ…»

Блистательный Париж не порадовал Софью Васильевну: старания найти где-либо место преподавателя не увенчались успехом. Ее друзья, математики Бертран и Эрмит, тоже не могли ей помочь. Мотивы отказа были вполне убедительны: Ковалевская не француженка. Чтобы остаться во Франции, Софья Васильевна решила получить и здесь докторскую степень, но тогда пришлось бы потерять профессорскую кафедру в Стокгольме, а рассчитывать на что-либо большее, чем преподавание в женской школе, не приходилось. Это желание было настолько нелепым, что Вейерштрасс срочно прислал Ковалевской письмо, предостерегающее от подобного шага.