Принцесса науки(Софья Ковалевская)

О Максиме Максимовиче Ковалевском она слышала давно, а знакомство их было недавним и мимолетным. Ей запомнилась его несколько грузная, массивная, высокая фигура, огромные живые голубые глаза, окаймленные черными ресницами, выразительное лицо с немного тяжеловатой нижней челюстью. Но больше всего запомнился его живой, остроумный разговор и необычайная эрудиция.

Софья Васильевна с нетерпением ждала своего соотечественника. Она предвкушала ту радость, которую она испытает, беседуя с ним на любимом русском языке. Вдали от родины она мечтала о русском друге. О человеке, с кем могла бы говорить о России, вспоминать необозримые просторы ее полей, белые березы, заснеженные леса, с кем снова могла бы ощутить сладость родного языка.

В Швеции Ковалевская страдала оттого, что ей не с кем было говорить по-русски. Как и всякий творчески одаренный человек, литератор, она стремилась к ясному, отточенному выражению своих мыслей, к передаче самых тонких ее оттенков. Она жаловалась друзьям: «Я всегда принуждена или довольствоваться первым пришедшим мне на ум словом, или говорить обиняками. И потому всякий раз, когда я возвращаюсь в Россию, мне кажется, что я вышла из тюрьмы, где держали взаперти мои лучшие мысли. О, вы не можете представить себе, какое это мучение быть принужденным всегда говорить с близкими на чужом языке! Это все равно, как если бы вас заставили ходить целый день с маской на лице!»

Ковалевского Софья Васильевна немного знала и раньше, и, как всякий «бунтарь», он вызывал у нее живейшую симпатию.

А бунтарем Максим Ковалевский был еще в гимназии. Самостоятельность его взглядов, а также поведение вызывали недовольство начальства.

Окончив харьковскую гимназию, он поступил в Харьковский университет на юридический факультет, где на втором курсе вошел в кружок либеральной молодежи, интересовавшейся общественными вопросами. Это и определило круг интересов Ковалевского на всю жизнь. Он стал изучать историю английского общественного строя в средние века и посвятил ей обе свои диссертации — магистерскую и докторскую.

Докторскую диссертацию он писал в Лондоне, и там произошло знаменательнейшее в его жизни знакомство. Максим Ковалевский был членом известного литературного клуба «Атенеум», что было большой честью для иностранца. В «Атенеуме» он встречался и разговаривал с Гербертом Спенсером и другими интересными людьми.

А потом он познакомился с Марксом и Энгельсом. Под влиянием Маркса он начал заниматься историей землевладения и экономического роста Европы. А Энгельс частично использовал исследования Ковалевского, о которых он писал в «Очерке происхождения и развития земли и собственности», в своем знаменитом труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Понятно, что, вернувшись в Россию и начав читать в Московском университете на юридическом факультете историю государственных учреждений, характеристику современных политических порядков на Западе, сравнительную историю семьи и собственности на Западе и в России, историю древнейшего уголовного права и процесса, Ковалевский далеко отходил от «официальных взглядов» и скоро сделался одним из самых популярных профессоров.

Многочисленные доносы «благонадежных» лиц о возмутительных лекциях профессора Ковалевского сделали свое черное дело. Сначала министерство народного просвещения исключило предмет, который читал Ковалевский, из обязательной программы. Но это не помогло. Студенты продолжали рваться слушать его лекции. Тогда агенты охранки стали записывать различные крамольные фразы из его лекций и доносить высшему начальству. Ковалевского уволили из университета, и он уехал за границу, поклявшись не возвращаться в Россию, пока там не будет введена конституция.

В средствах Ковалевский не нуждался. У него было имение на Украине, вилла около Ниццы на юге Франции. Блестяще образованный, свободно владея основными европейскими языками, зная латынь, испанский и шведский, Максим Максимович читал лекции в Англии, Франции, Италии и Америке.

И вот он приехал в Швецию и нанес визит своей знаменитой соотечественнице и однофамилице. Они встретились как старые добрые друзья.

— Рассказывайте, рассказывайте, что там за морем, в России, — просила Софья Васильевна. — Целую вечность я ничего не слыхала о своем отечестве.

Она с волнением и с замиранием сердца слушала Ковалевского, упиваясь его образной, блестящей русской речью. Обоим доставляло огромное наслаждение говорить по-русски с собеседником, отлично понимающим твою тоску по России и испытывающим те же чувства.

Очень быстро эта дружба захватила обоих настолько, что Миттаг-Леффлер даже забеспокоился: не отразится ли это на работе Софьи Васильевны над задачей о вращении твердого тела. Ведь сроки конкурса приближались.

Дружба с Ковалевским совершенно преобразила Софью Васильевну. Она снова начала улыбаться, сверкать остроумием, радоваться жизни, ходить на прогулки и в театр. На одном из концертов Софью Васильевну и ее друга увидела Эллен Кей и так описала свои впечатления: