(Любое обсуждение Г.Н.Р. – Грызунов Необыкновенного Размера – должно начинаться с южноамериканской капибары, которая, по свидетельствам, достигает 150 фунтов веса. Они, впрочем, всего лишь водные свинки и не представляют опасности. Самой большой крысой, вероятно, является тасманская, которая однажды при взвешивании показала сто фунтов. Но они лишены живости, и, достигнув своих наибольших размеров, склонны к неповоротливости, и большинство тасманских пастухов с легкостью научилось избегать их. Г.Н.Р. Огненного Болота были чистых крысиных кровей и обладали скоростью волкодава. Они питались мясом и были способны впадать в бешенство.)
Крысы дрались друг с другом, пытаясь добраться до раны Уэстли. Их огромные резцы разрывали незащищённую плоть его левого плеча, и он не знал, не была ли Лютик уже наполовину съедена; он знал лишь, что если прямо сейчас он не сделает что-нибудь отчаянное, то вскоре она будет съедена.
Поэтому он намеренно прокатился по земле прямо в огонь.
Его одежда загорелась – этого он ожидал – но, что важнее, крысы отпрянули от жара и пламени – лишь на мгновение, но этого ему было достаточно, чтобы дотянуться до своего длинного ножа и бросить его в сердце ближайшего зверя.
Другие два немедленно набросились на своего сородича и начали пожирать его, ещё кричащего.
В этому времени Уэстли уже обнажил свою шпагу, нанёс два быстрых удара, и крысиное трио было уничтожено.
–
Лютик разорвала свою одежду на лоскуты и полоски, и они занялись раной, накладывая на неё грязь с земли Огненного Болота, затем бинтуя и перебинтовывая её.
– Мы скоро узнаем, – сказал Уэстли, потому что ещё две крысы наблюдали за ними. Он встал, держа шпагу в руке. – Если они накинутся на нас, они чувствуют кровь, – прошептал он.
Огромные крысы продолжали смотреть.
– Идём, – прошептал Уэстли.
Ещё две огромные крысы присоединились к первой паре.
Шпага Уэстли сверкнула без предупреждения, нанеся глубокую рану ближайшей крысе. Это на некоторое время удовлетворило оставшихся трёх.
Уэстли взял Лютик за руку, и они снова начали двигаться.
– Тебе очень плохо? – спросила она.
– Я близок к агонии, но мы можем поговорить об этом позже. А сейчас поторопимся.
Они спешили. Они находились на Огненном Болоте час, и это оказался самый простой час из тех шести, что понадобились им, чтобы пересечь болото. Но они пересекли его. Живые и вместе. Рука об руку.
Приближались сумерки, когда они наконец увидели «Мщение», великолепный корабль, стоящий вдалеке в самой глубокой части залива. Уэстли, всё ещё в пределах Огненного Болота, упал, обессиленный, на колени.
Потому что между ним и его кораблем было более чем несколько препятствий. С севера подплывала половина великой Армады. С юга – другая. Сотня вооружённых всадников в доспехах. Перед ними – граф. И, в одиночестве впереди всех – четверо белых с принцем верхом на вожаке. Уэстли поднялся на ноги.
– Мы слишком много времени потеряли на болоте. Это моя вина.
– Я принимаю капитуляцию, – сказал принц.
Уэстли взял Лютик за руку.
– Никто не сдается, – сказал он.
– Сейчас ты ведёшь себя глупо, – ответил принц. – Я отдаю должное твоей отваге. Не делай из себя дурака.
– Что такого глупого в победе? – поинтересовался Уэстли. – По моему мнению, чтобы захватить нас, вам придётся зайти на Огненное Болото. Мы провели здесь уже много часов; мы знаем, где поджидают Снежные Пески. Сомневаюсь, что вы или ваши люди с нетерпением ждёте шанса последовать туда за нами. И к утру мы ускользнём отсюда.
– Я несколько сомневаюсь в этом, – заявил принц, и жестом указал на море. Половина Армады начала преследовать великолепное «Мщение». Корабль Уэстли был вынужден сняться с якоря и направиться в море. – Сдавайтесь, – сказал принц.
–
– СДАВАЙТЕСЬ! – прокричал принц.
– ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ! – проорал Уэстли.
– …вы обещаете не причинить ему вреда?.. – прошептала Лютик.
– Что ты сказала? – спросил принц.
– Что ты сказала? – спросил Уэстли.
Лютик сделала шаг вперёд и сказала:
– Если мы сдадимся, по своей собственной воле и без сопротивления, если жизнь снова станет такой же, какой была сумерки назад, вы клянётесь, что не причините этому человеку вреда?
Принц Хампердинк поднял правую руку:
– Я клянусь могилой моего скоро-умрущего отца и душой моей уже-умершей матери, что я не причиню этому человеку вреда, и если я нарушу данную клятву, то пусть я не смогу охотиться тысячу лет.
Лютик обернулась к Уэстли.