Принцесса в академии. Драконий клуб

– …И глаза становятся бирюзовыми, когда ты смеешься или смотришь на того, кто тебе нравится… Такие же наглые, бесстыжие, лживые, возмутительно притягательные, неотразимые глаза! Обманчиво мягкие и ласковые, дающие призрачную надежду на рай, чтобы в следующий миг отобрать ее и посмеяться над чувствами того, кто попался на крючок!

Это не укладывалось в голове и в то же время было ясно как день: мадам Лилит когда-то любила моего отца!

Я шевельнулась и сделала шаг к ней, но змейка издала предостерегающий свист, вынуждая остановиться.

– Папино сердце… его украли вы.

Прозвучало, как утверждение. Мадам Лилит не стала отпираться. Напротив, казалось, моя догадка ее порадовала. Она кивнула:

– Посчитала, что Аурелию ни к чему орган, которым он не пользуется.

– Что вы с ним сделали?

Мне хотелось схватить ее за худенькие плечики и трясти до тех пор, пока виновница во всем не сознается, не раскается и не исправится. Но чешуйчатый сторож в красный ромбик зорко следил за каждым моим движением, не подпуская ближе.

– Ты правда рассчитываешь на ответ? – удивилась злодейка.

– Мой папа самый добрый человек из всех, кого я знаю! – выкрикнула я. – А вы лишили его сердца!

Мадам Лилит сбросила маску невозмутимости, давая волю гневу:

– А о моем сердце он подумал, разбивая его? А ты или хоть кто-нибудь? Думаешь, у меня нет сердца? – она стукнула кулачком в грудь, случайно прищемив при этом хвост змее.

– Думаю, у вас оно когда-то было, – тихо ответила я. – Но сейчас в моем отце больше сердца, чем в вас. – Внезапно справа что-то шевельнулось. Нет, показалось. Я тряхнула головой и молитвенно сложила руки: – Пожалуйста, мадам Лилит, можете обрушить возмездие на меня, но не наказывайте его. Сделайте его прежним!

Она вздернула подбородок и холодно улыбнулась:

– Самый добрый, говоришь? Так вот очень скоро ни у кого язык не повернется так назвать Аурелия. Ты наверняка уже замечала изменения. – Она неприятно усмехнулась. – Рассеянность, игнорирование, холодность, готовность пойти на некоторые… жертвы.

Мне бы и хотелось возразить, но слова застряли в горле: тему договора с драконом папа поднял пару месяцев назад. Хотя «поднял» не совсем то слово: поставил перед фактом – вот более точное. Прежде он неизменно прислушивался ко мне. Если честно, даже слишком баловал.

А еще в этом году он забыл про мой день рождения. Пришлось сделать жирный намек, прислав самой себе цветы и велев королевскому оркестру играть под окнами поздравительную песню. Тогда я списала это на обычную, пусть и обидную, забывчивость…

– Так вот, это лишь начало, – продолжила она с удовлетворением, видя, как изменилось мое лицо. – Не знаю, как ему удавалось столько лет подавлять признаки и оставаться почти прежним. Неважно, скоро этому придет конец. Заклятие вступит в полную силу, и тогда он не сможет припомнить не то что твоего имени… он вообще забудет, что у него есть дочь! А если изредка и вспомнит, для него это будет значить не больше, чем замена оливок на маслины в салате. Ему вообще ни до кого не будет дела. Аурелий войдет в историю как Бессердечный Король, во всех смыслах. Нет, за то, что он со мной сделал, ему не быть прежним… – Она оглядела себя. – Посмотри, что он натворил. Кем я стала по его милости!

– Хотите сказать, что это он наложил на вас проклятие, вернув в тело ребенка? Но папа не умеет колдовать!

– Нет, это… досадный, – она поморщилась, – побочный эффект. Проявился в процессе накладывания заклятия Сердцевырывания, на которое, – мадам Лилит вскинула палец, видя, что я собираюсь возразить, – твой замечательный папочка сам напросился.

– Но…

– Хватит. Будет так, как я сказала: он станет монстром, а ты… – она прищурилась и усмехнулась, – драконьим обедом. Слышала, они сперва делают принцессам массаж, чтобы блюдо вышло помягче, а потом предлагают ванну с уксусом и миндальным маслом.

Шевеление справа от меня снова повторилось, на этот раз сомнений не осталось. Я повернулась к скульптурам и задрала голову, рассматривая изваяния принцев-основателей. С них активно сыпалась пыль и каменная крошка. Мадам Лилит уставилась в том же направлении, но, в отличие от меня, не выказала ни растерянности, ни изумления – только удовлетворение и триумф.