Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

– Он должен был приказать этой суке оставаться в ее конуре! – прорычал мой брат. – Неужели мы должны ее терпеть в день нашего великого семейного торжества?

Я скосила глаза на Джема, который ответил мне зловещим взглядом.

– Некоторые могут то же самое сказать про твоего турка, – заметила я, не заботясь, услышат меня слуги или нет.

– Джем – мой товарищ. Он всюду со мной.

Я хотела было ответить, что папочка точно так же думает о Джулии, но тут краем глаза увидела некую фигуру в одежде цвета копоти. Она застыла у стены, покрытой фреской, так неподвижно, что казалась частью рисунка.

Сердце у меня ёкнуло.

Вокруг звучал громкий смех, заглушавший пение менестрелей на галерее. Зал был набит почти до отказа, и толпа выплескивалась во внутренний дворик. Голоса долетали до меня, будто шум моря в раковине, перед глазами мелькали юбки и мантии, все это походило на сон. Я снова бросила взгляд на фигуру у стены. Черты гостя скрывала широкополая шляпа. Он поднял руку, чтобы откинуть ее, но имя уже сорвалось с моих губ.

– Чезаре!

Он развернулся и быстро ушел.

Хуан остановился:

– Ты что-то сказала?

– Нет, мне показалось… ерунда. – Я заставила себя провести рукой по лбу. – Тут так жарко. Пожалуй, выйду в сад ненадолго. Ты меня проводишь?

– Сейчас? – недовольно спросил он. – Нет, я не оставлю отца с этой волчицей.

– Тогда я скоро вернусь. Хорошо?

И не успел он меня остановить, как я нырнула в толпу.

Почти вслепую я пробиралась мимо группок шепчущихся официальных лиц и подвыпивших аристократов, через двойные двери зала выскользнула в освещенный факелами коридор. Заметив впереди стройную фигуру в темном, я ускорила шаг. Он двигался, как и всегда, целеустремленно, и мне пришлось почти бежать, путаясь в тяжелых юбках, чтобы догнать его.

Он пересек сад, где были разбросаны, словно кости, покрытые лишайником статуи давно умерших императоров. Осталась позади гудящая галерея Апостольского дворца, похожая на огромную подкову; шум затихал по мере того, как я все дальше уходила по мощеной дорожке.

В тени кипарисов у наружной стены он остановился. Сорвал с головы шляпу и повернулся ко мне. Он молчал, глядя на меня так, будто видел в первый раз. В своей простой одежде он казался слишком худым, но я тем не менее радовалась, видя его поразительные, по-кошачьи зеленые глаза под золотисто-рыжими бровями, мягкий рот, длинный нос, бледную кожу, натянутую на костлявые скулы, словно прозрачный шелк. Но если прежде его голову украшала копна медных волос, то теперь остался короткий ежик, подчеркивающий форму черепа.

– Ты состриг свои прекрасные волосы! – воскликнула я.

– В Пизе вши.

Его голос звучал тихо, взгляд скользил по моей фигуре. Я нарядилась в голубое атласное платье с золотым корсажем. По настоянию Джулии я даже отказалась от благопристойной нижней камизы, какие в моде у взрослых девушек, и надела жемчужное ожерелье. Выглядела я так изысканно, что восхищалась, глядя на себя в зеркале. Втайне меня порадовал вид моих формирующихся грудей, подчеркнутых лифом, но теперь, под внимательным взглядом брата, я едва сдерживала желание натянуть повыше на плечи объемистые рукава.

– Я тебя почти не узнаю. Куда исчезла petita meva[27] Лючия?

Он назвал меня каталонским прозвищем, которое выдумал, когда мы были детьми. Услышав эти слова, я облегченно вздохнула. Прежде он смотрел таким сердитым взглядом, что я боялась, как бы он не устроил мне взбучку.

– Не валяй дурака! Ты меня сразу же узнал. Как и я тебя. Уж не так много времени прошло, Чезаре.

Он шагнул ко мне:

– Времени прошло достаточно. Я ждал письма от тебя. А когда ничего не получил, стал опасаться худшего. Теперь вижу, что для этого были все основания.

Я рассмеялась:

– Чего же ты опасался?

– Что отец выдаст тебя замуж и отправит в Испанию.

– И ты думал, я уеду, не дав тебе знать? – недоуменно спросила я.

– А почему нет? Когда речь касается нашей семьи, то меня, кажется, берут в расчет в последнюю очередь… а то и вообще не берут.

Я заглянула в его глаза, ожидая найти в них боль, искреннюю обиду, что его не пригласили, оставили в Пизе ждать новостей. Но вместо этого увидела искорки – его глаза горели обычным озорством.

– Ты дразнишь меня!

Он не смог сдержать ту особую улыбку, которой улыбался только мне. Даже мальчишкой он редко улыбался. Папочка часто ворчал, что Чезаре больше похож на подкидыша, чем на его сына, но со мной он держался иначе, и его улыбка была теплой, зовущей. Она преображала его аскетическое лицо, на котором появлялось мальчишеское обаяние, – улыбаясь, он выглядел моложе своих семнадцати лет. В детстве меня тянуло к Чезаре, у него я всегда искала утешения, если мать устраивала мне выволочку или Хуан так дергал за косичку, что кожа начинала гореть.

– Неужели ты и в самом деле поверила, что я позволил бы им выдать тебя замуж, не оповестив меня? Меня можно не брать в расчет, но у меня тоже есть кое-какие способы.