– И все равно ты должна была меня предупредить. У тебя для этого был целый день. – Я намеренно подначивала ее, потому что меня задело ее невыносимое самодовольство. – Что случится, когда я достигну нужного возраста? Как ты сказала, мне тринадцать. Месячные у меня начнутся очень скоро…
Она подняла руку, прерывая меня, и взглянула на дам за моей спиной. В канделябрах горели свечи, моя постель была расстелена. Значит, Адриана побывала здесь. Она покинула праздничный зал, чтобы подготовить комнату к моему возвращению.
Она знала, что я не останусь с Джованни. Все знали, кроме меня.
– Когда у тебя начнутся месячные, сразу же сообщи мне. – Джулия так близко наклонилась ко мне, что ее лицо расплылось у меня перед глазами. – Только мне, и никому другому. Даже Адриане. Этого требует твой отец.
– Но если Пантализея или кто-то из других увидит…
– С каких это пор слуги стали иметь значение? Если они заговорят, им отрежут языки. Ты можешь только радоваться, что Родриго заботится о твоем благе. В отличие от других отцов. – Она подтолкнула меня к порогу. – День был долгий. Ты, наверное, устала.
Не то слово – я валилась с ног. В тишине напряжение постепенно уходило, уступая место подавленности. Мурилла расчесывала мне волосы, а Пантализея разбирала одежду: укладывала драгоценности в шкатулки, помещала под пресс помятые вещи, рассовывала по ящикам всякую мелочь – чулки, рукава, нижнее белье. Измученная, я опустилась на колени перед моей иконой Божьей Матери, но слова молитвы утратили смысл. Мое самое горячее желание было услышано: на какое-то время меня оставили в покое. Опыт не мог подсказать мне, чего я лишилась. Но Джованни, который уже был женат, такой опыт имел. И он не возражал. А если он смирился, то, уж конечно, незачем возражать и мне.
Но несмотря на облегчение, которое я испытала, избежав брачного ложа, меня все же разбирала злость: Джулию посвятили в интригу, а меня – не сочли нужным. Как всегда: она знала мои дела лучше меня самой, вечно совала нос в те вещи, которые ее не касались.
Мурилла устроилась на своем тюфяке на полу, а Пантализея, подоткнув мне одеяло, спросила:
– Мне остаться?
Она чувствовала мое беспокойство, и когда я кивнула, забралась на кровать.
Я прижалась к ее груди, а она погладила мои волосы и тихонько запела колыбельную.
Я забылась сном, осознавая, что ничего в моей жизни не изменилось.
По-прежнему я оставалась скорее дочерью папы римского, а до жены мне еще было далеко. Вот только теперь я знала: от навязчивой власти Джулии пора избавляться.
Глава 9
Джованни поселился в пустующем крыле по другую сторону cortile, но виделись мы редко. По большей части встречались по утрам, когда он, полностью одетый, в сопровождении слуг появлялся после завтрака из своих апартаментов. Мы обменивались любезностями, и он отправлялся на охоту или на конную прогулку, если не требовался папочке для официальных церемоний.
Одним из таких случаев стало прибытие королевского посольства из Испании. В год возвышения моего отца генуэзский мореплаватель по имени Христофор Колумб заручился поддержкой королевы Изабеллы и отправился в плавание за океан. Он вернулся с триумфом и сообщил об открытии им нового мира. Я слышала о его судьбоносном плавании, но почти не думала об этом, пока папочка не пригласил нас на прием по случаю приезда испанского посольства и получения давно ожидаемой грамоты на герцогство Гандия для Хуана.
Как и всегда, Испания грызлась с Португалией – на сей раз за право собственности на новый мир, куда португальский король поспешил отправить собственную экспедицию. И теперь испанский посол привез петицию королевы Изабеллы, которая просила, чтобы папочка согласился на компромисс. А он при всех выбранил наскоро сляпанную карту, привезенную послом, согласно которой все земли к западу и югу от той, что была обнаружена Колумбом, отходили к Испании, а все остальное – первому, кто туда прибудет. Посол явно был недоволен, что-то взволнованно бормотал папочке, но тот резко оборвал его:
– При всем моем уважении к их католическим величествам, я не могу позволить им предъявлять права на то, что им еще не принадлежит.
После этих слов он уселся на своем возвышении, чтобы благословить последующую церемонию возведения Хуана в герцогское достоинство.
Пожалуй, будь у посла такие полномочия, он отозвал бы герцогскую грамоту Хуана. Но таких полномочий у него не было, а потому он только смотрел с негодованием, как мой брат одним росчерком пера подмахнул документ, даже не дав себе труда прочесть его. Мне пришлось прятать ухмылку. Хуан с детства избегал какого-либо чтения, объявляя мою и Чезаре приверженность к книгам бабской забавой. К моему удивлению, несмотря на приступы напыщенности, он и теперь вел себя как в детстве. Он уже был готов провозгласить себя кастильским грандом, когда испанский посол жестко сказал:
– Ее величество королева Изабелла будет рада приветствовать дона Хуана Борджиа, герцога Гандия, в его имении в Кастилии. Но у нее есть к вам одна просьба.
Тишина воцарилась в зале. Папочка на своем возвышении поморщился: