Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

– А где папочка? – с тревогой спросила я, понимая, что его скорбь по Хуану будет безгранична.

– В своих апартаментах в Ватикане. Поэтому-то я и здесь. – Голос Перотто дрожал. – Когда в смерти герцога не осталось сомнений, его святейшество заперся у себя. Он никого не желает впускать. И его плач, моя госпожа, разносился по всему дворцу.

– А теперь? – со страхом спросила я.

– Вот уже несколько часов из его покоев не доносится ни звука. Мы стучали в дверь, но он отказывается открывать. Его милость герцог Гандия лежит сейчас в пышном убранстве в замке. Его похоронят завтра в часовне Санта-Мария дель Пополо. Если разрешит его святейшество. Тело вашего брата извлекли из Тибра – искали всю ночь. Говорят, после пребывания в воде тело нельзя долго держать без погребения…

– Пожалуйста, довольно. – Я накинула на голову капюшон. – Мне нужно немедленно ехать к папочке.

Тело вашего брата извлекли из Тибра…

Скорбные слова Перотто не выходили у меня из головы, пока мы ехали сквозь желтушный туман, нездоровую пелену, накрывшую улицы и приглушающую лай бездомных собак, крики пьяниц, плач нищих, рысканье в отбросах тощих детишек и крыс. Впереди звучал гром сухой грозы. Услышав, как Перотто с тихим скрежетом достал кинжал из ножен, я пожалела, что не дождалась утра в монастыре. Пантализея по моему настоянию осталась в комнатах – на случай, если придется объяснять кому-то, что я у себя в спальне. Хотя настоятельница, когда я открыла ей причину моего отъезда, не высказала никаких возражений.

Апостольский дворец нависал над туманом, словно скелет давно убитого дракона. Множество вопросов, на которые не было ответов, роились в моей голове. Мой брат Хуан, оберегаемый, не знавший запретов ребенок, любимый сын, человек, хорошо знающий Рим, найден мертвым в Тибре. В реку скидывали только тех, кто умирал от чумы или насилия. В этих мутных глубинах заканчивали жизнь только животные, нищие, преступники или те, кому не повезло.

Что же с ним случилось?

Я чуть не остановила Перотто, когда мы въезжали в ворота для прислуги, – хотела спросить, как умер Хуан, но слова застряли у меня в горле. Знание было невыносимо. Оно отнимет мою решимость, растопит панцирь льда вокруг меня, и останется один безысходный ужас, боль. Они переполнят меня, и я сообщу этому преданному молодому человеку, что Хуан сделал со мной, почему я убежала в монастырь и отчего сейчас меня обуял страх, ведь я каким-то образом могла стать причиной его смерти.

В Ватикане перешептывались священники. Неожиданная смерть папского сына была событием, и даже самые бесчувственные из них пришли проведать его святейшество. Перотто сумел провести меня через лабиринт коридоров с расписанными стенами, используя скрытые проходы и потайные двери, не дав, таким образом, повода для бури сплетен, которую могло бы вызвать мое появление.

Перед папскими апартаментами стояли охранники. У двери в личные покои собрались кардиналы, включая и Сфорца.

Я не видела его с того времени, как рассталась с Джованни, но подозревала, что он продолжает давать Джованни советы. Кардинал посмотрел на меня, и я с трудом скрыла беспокойство.

– Господин Перотто, – сказал он, – приводить куртизанок в такое время – дурной тон.

– Дурной тон или нет, – раздался из-за его спины хриплый голос кардинала Косты, – возможно, именно это и рекомендовал врач. В конечном счете, если даже запах женщины не сможет поднять его святейшество, то нам, вероятно, нужно рассмотреть вопрос о новом сборе конклава. Нет?

Остальные захохотали. Видя улыбку, искривившую губы Сфорца, я подняла руку и сбросила капюшон. Наступило удивленное молчание. Но я не сводила глаз с лица кардинала Сфорца, думая о том, что его взгляд на мгновение задержался на моем животе, хотя увидеть что-либо было невозможно. Мое одеяние скрывало полноту – оно по последней моде сужалось в талии и свободно ниспадало до полу. И все же он, вероятно, уже слышал о моем неожиданном бегстве в монастырь. И конечно, ему было известно, что Джованни оставил меня. Возможно, мой муж даже выложил родственнику те грязные обвинения, о которых говорил мне папочка, потому что кардинал, судя по его словам, почувствовал, ради чего я скрылась на столь долгое время и что прячу.

– Вот так сюрприз, донна Лукреция! Мы думали, вы болеете.

– Моя болезнь – ничто в сравнении с этой трагедией, ваше высокопреосвященство. Мой брат герцог Гандия найден мертвым. Моя семья и я скорбим.

– Вы правы. – Он поклонился. – Уверяю вас, скорбит весь Рим.

В его голосе отчетливо слышалась издевка. Было очевидно, что он и другие собрались у покоев папочки в надежде, что потеря любимого сына сломит моего отца, а может, и убьет.

Я подала знак Перотто:

– Скажите его святейшеству, что я здесь.

– Боюсь, вы приехали напрасно, моя госпожа, – раздался голос кардинала Сфорца. – Мы здесь уже пять часов, а его святейшество не выказывает ни малейшего желания выйти, хотя у него важные дела, не последнее из которых и похороны его сына.

– Меня он примет.