Принцесса викингов

Эмма не любила посещать рынок невольников, располагавшийся за мельницами. Вид измученных людей приводил ее в уныние, а запах покрытых застарелой корой грязи тел вызывал отвращение. Она огибала руины квадратной башни, камни которой частью пошли на восстановление моста, и сворачивала в узкую улочку, уводящую в глубь городских кварталов. Здесь было не менее людно, чем у реки. Стайки псов и детей сновали между прохожими; гогоча, пробирались к реке гуси, погоняемые горбатым рабом в ошейнике. Дребезжали горшки, горой наваленные в повозке, влекомой маленьким черным осликом. Скрипели колеса, из открытых окон харчевни доносились голоса бранившихся женщин, вылетал клубами чад прогорклого масла и жар печей. Телохранителям Эммы приходилось расталкивать прохожих, расчищая ей путь. Под ногами гремели доски, которыми, по норманнскому обычаю, была вымощена улица. Крытые соломой жилища норманнов со стенами из расщепленных бревен, вбитых стоймя, соседствовали со старыми каменными постройками франков. Ныне лишь в немногих домах пришельцев в соломенных кровлях сохранялись закоптелые отдушины для выхода дыма. Большинство норманнов, разбогатев в походах, обзавелись каминами с дымоходами, а также могли позволить себе такую роскошь, как окна, где в переплеты были вставлены листки слюды, куски промасленного холста и даже стеклянные шарики, весело блестевшие в лучах солнца. В некоторых прежних церквях и монастырях поселились норманнские ярлы, но большая часть их была возвращена христианам, над их кровлями вновь были водружены кресты, кое-где заново позолоченные. Подчас среди пестроты городской застройки можно было увидеть портик, уцелевший с римских времен, широкие мраморные лестницы, на ступенях которых восседали закутанные в плащи варвары, играя в шашки или, на франкский манер, затевая петушиные бои. Но за прекрасными античными колоннами, потрескавшимися и со следами копоти, часто виднелась грубо обмазанная глиной стена с завешенным сырой шкурой квадратным входом. Изгороди большей частью были невысоки, и не составляло труда заглянуть в любой дворик, где тянулись капустные гряды, играли дети, женщины белили холсты. Кое-где у входа в жилье болтались подвешенные за задние ноги овечьи туши со вспоротым брюхом — жертва семейства своим богам. Однако главное святилище норманнов находилось за рекой, в стороне, противоположной той, куда направлялась Эмма.

Квартал кузнецов был одним из самых зажиточных в городе. Об этом свидетельствовали и добротные дома, и массивные двери с тяжелыми запорами. Здесь обитало особенно много норманнов. Их сталь считалась лучшей в Европе, а воинам всегда есть дело до мастеров — от конской упряжи и ковки лошадей до искусно сплетенных кольчуг из неописуемо мелких колечек, за каждую из которых у франков можно получить не менее двадцати солидов. Ржали лошади, пахло паленым копытом, и этот запах смешивался с запахами древесного Угля, каленого металла, оружейной смазки и дубленой кожи. Пользуясь доброй погодой, здешние мастера работали на воздухе. Отовсюду слышался перезвон молотов и крохотных молоточков-чеканов, ударявших по наковальням.

Когда Эмма вступила во двор Одо, тот ковал под навесом лемех. Рядом раздувал горн худощавый юноша, длинные волосы которого были охвачены кожаным ремешком. Когда-то его звали брат Авель — он был монахом в аббатстве Святого Гилария, в плену же Одо упросил отдать ему юношу в подручные. Авель вновь научился жить в миру, его мускулы налились от тяжелой работы. Даже свое имя он потерял — теперь его звали прежним мирским именем Аврик. Именно он первым заметил Эмму и окликнул Одо. Одноглазый великан с седеющей косматой гривой отложил работу и направился к девушке, обнажая в улыбке черные остатки зубов. Его нагой торс прикрывал прожженный во многих местах кожаный передник, могучие узловатые руки были покрыты густой, как испанский мох, растительностью. Одо не поклонился ей, как требовалось, но в этом и не было нужды — он знал ее еще ребенком, когда она бегала к его сыну Вульфраду и дочери Инид. Оба они погибли во время набега на аббатство, но Одо уже словно позабыл об этом. Разбогатев на нескончаемых заказах норманнов, завел двухэтажный дом и хозяйство, ни словом не вспоминая прошлое. Здесь, в Руане, после того как он смог выкупиться из неволи, для него началась новая жизнь.

Кузнец внимательно выслушал Эмму. Кованые решетки ему уже не раз доводилось делать, и он обещал взяться за эту работу сегодня же вечером, сейчас же он просил Эмму оказать ему честь и отобедать под его кровом.

Девушка держалась с ним просто и приветливо, Сезинанда же, сопровождавшая Эмму, изо всех сил изображала знатную госпожу. Одо, однако, словно и не замечал ее надменности, обращался с нею так же, как и с Эммой, — по-отечески ласково.