— Ты не должен меня осуждать за то, что я пела. Я… Она не успела закончить ее кто-то схватил. Мгновение — и она уже стояла перед Ролло.
— Ты оскорбила моего брата, выказав неповиновение.
Лицо Ролло было сурово, брови сдвинуты;
— Твой брат сам явил себя в невыгодном свете, злоупотребив хмельным на пиру!
— И тем не менее ты его женщина, ты принадлежишь ему и должна повиноваться.
— Я никому не принадлежу! — резко произнесла Эмма. Краем глаза она видела, что Ги даже не повернулся в их сторону. Почему-то это больно задело ее. Разумом она понимала, что тот поступает правильно, но сердце ее наполнилось горечью. Ролло был грозен, но Эмма давным-давно перестала страшиться его. Наоборот, знакомое волнение предстоящей схватки наполнило ее каким-то дерзким торжеством.
— Почему я должна подчиняться твоему брату, Рольв, если ему не подчиняются даже последние из твоих людей? Обуздай сначала их, а тогда уж выказывай свою власть надо мной!
Она говорила во всеуслышание, и, как ни странно, сидевшие вокруг викинги поддержали ее веселым гулом. В глазах Ролло молнией сверкнула ярость.
— Не тебе судить об этих вещах, женщина! Твое дело — вернуться к Атли и вести себя в соответствии с тем оложением, кторое ты занимаешь только благодаря расположению моего брата к тебе.
— Всегда ли ты будешь нянькой при своем брате? — насмешливо прищурилась Эмма.
— Нет. После того как вас объявят перед богами и людьми мужем и женой, мне это будет безразлично. Тогда Атли сможет делать с тобой все, что ему заблагорассудится.
Они стояли посреди зала, на них скрещивалось множество взоров. Ролло вынудил себя понизить голос:
— Атли ничем не заслужил такой ненависти.
— Клянусь истинной верой, у меня с твоим братом были бы куда лучшие отношения, если бы не было тебя… Если бы ты не вмешивался в наши дела!
— Однако я намерен и впредь вмешиваться. И сделаю все, чтобы сплясать крокамол на вашем брачном пиру.
Теперь Ги повернулся, внимательно глядя на них. Однако Эмма уже не замечала ничего вокруг. Ее трясло от гнева и ненависти.
— Достойный Ру, похоже, забыл о том условии, на каком я согласилась стать женой Атли?
— Нет, я ничего не забываю. И не далее как сегодня я поинтересовался, отчего ты до сих пор еще не в тягости. Атли был откровенен со мной.
— Во хмелю он мог болтать любую бессмыслицу, — Эмма испугалась, что вот-вот лишится последней возможности оттягивать брак с Атли.
— Он поведал мне, — глухо продолжал Ролло, — что женщина, которой попользовались мои люди, так и не дозволила ему коснуться себя. Клянусь Валгаллой, на его месте я бы велел тебя сечь до крови за строптивость.
У Эммы внезапно потемнело в глазах. Боль и отчаяние захлестнули ее. Этот человек смел попрекать ее тем, в чем сам был повинен! Она едва не бросилась на него, но что-то остановило ее. Тот, кто стоял перед ней, был могущественным правителем, и если бы она осмелилась, ей не избежать возмездия. И тогда, скрипнув зубами, она негромко проговорила:
— На месте Атли? Боюсь, тогда бы тебя велела высечь Белая Ведьма!
Никто не слышал ее слов, кроме Ролло. Он побледнел, и Эмма увидела, как стремительно взлетел его кулак. Она инстинктивно отпрянула, втянув голову в плечи, но удара не последовало. Ролло, дрожа от напряжения, обхватил себя за плечи и стоял, покачиваясь с носков на пятки.
В этот миг рядом возник Ги.
— Господин, разве у викингов принято позорить своих женщин на глазах у меньших людей?
Ролло, казалось, не услышал его. Ги продолжал:
— Смею напомнить, что жизнь и безопасность этой девушки являются важнейшим условием мирных отношений между вами и Робертом Нейстрийским. И он настаивал на встрече с нею.
В следующий миг Ролло наотмашь ударил его тыльной частью кисти в лицо, давая выход слепившей его ярости. Однако стоило Ги пошатнуться и упасть, как пировавшие с ним викинги сорвались с мест и наставили на него свои клинки. Казалось, они ждут лишь сигнала вождя, чтобы лишить Ги жизни.
Теперь Эмма испугалась не на шутку. На ее лице, обращенном к Ролло, читалось отчаяние.
Конунг стоял, опустив веки и дыша медленно и тяжело. Он приходил в себя.
— Оставьте его, — повернулся Ролло к своим людям. Голос его звучал ровно. — Он получил то, чего не заслужил. Я погорячился. К тому же он посол, и я не хочу прослыть дикарем в глазах франков. Пусть убирается.
Только после того, как послы покинули зал, Эмма смогла перевести дыхание. Ролло смотрел на нее, но теперь в глазах его была скорее печаль, чем гнев. И тогда она осмелилась задать вопрос:
— Ты ударил Ги. Почему не меня?
На губах викинга появилась горькая усмешка.
— Я не смог.
Но почему? — невольным жестом она подняла руку и коснулась пальцами шрама на скуле. Ролло проследил за ее движением.
— Именно поэтому. Ибо это причинило бы мне большую боль, чем тебе.
Эмма глядела на него широко распахнутыми глазами. Недоверие, изумление, надежда и, наконец, безмерная радость сменялись в них. Ролло был потрясен тем, что увидел, — и растерян. И тогда Эмма слабо улыбнулась ему и опустила глаза.
Ролло сухо проговорил:
— Довольно привлекать к себе внимание. Нам следует вернуться за стол.