Принцесса викингов

Снэфрид без промедления указала ему выход из и башни, однако вынуждена была отступиться, если не считать того, что всех невольников в ее усадьбе нещадно выдрали кнутами, чтобы отбить охоту молоть языком о том, что происходит за стенами бывшего монастыря.

Ведал ли о происшествии Ролло или нет, но он ничем не показал этого. Казалось, ничто его сейчас не занимает, кроме рыжей пленницы. Простодушие его не знало границ — он подолгу рассказывал Снэфрид, как эта девушка выучилась превосходно ездить верхом, как усваивает их язык и каким восхитительным даром наделили ее боги — она поет, словно птицы Валгаллы!

Снэфрид слушала с улыбкой, ничем не проявляя своих истинных чувств.

— Неплохо, что эта девушка тебя так забавляет, Рольв!

Он кивал, уже погруженный в размышления, глядя перед собой невидящим взглядом. Порой Снэфрид требовалось все умение, чтобы обратить его внимание на себя. И все же до сих пор ей удавалось снова и снова исторгать у него этот похожий на приглушенный львиный рык стон блаженства в минуту любовной близости. Она подмешивала в его питье всевозможные любовные снадобья, шептала над спящим заклинания… Она знала странную силу своих глаз — порой, сосредоточившись, она могла причинить человеку боль даже на расстоянии. Но не внушить любовь. И когда Ролло, словно бы разом устав и замкнувшись, рывком вскакивал на коня и уносился в город, к Эмме, ей оставалась одна бессильная ненависть. Даже медвежьи объятия немого Орма, с которым она иной раз утоляла свою тоску, не приносили ей облегчения.

И тогда она принялась будить ревность Атли. Это было нелегко, ибо мальчишка не доверял ей. Снэфрид приходилось взвешивать каждое слово, быть мягкой, сдержанной и убедительной. В конце концов ее усилия возымели свое действие. Обычно спокойный, вяловато-болезненный юноша внезапно потребовал, чтобы Ролло оставил Эмму в покое. И тот вынужден был подчиниться. Их совместные поездки прекратились, однако он по-прежнему осыпал ее подарками, охотился вместе с нею, бдительнее прежнего охранял ее.

— Вскоре они поженятся, — говорил он теперь Снэфрид. — Принцесса франков войдет в нашу семью, и я намерен приручить ее. Этот союз даст моему брату права на трон даже в глазах франков.

Снэфрид не верила ни единому звуку его речей. Она уже знала, что Эмме сошло с рук даже убийство старого кормчего Ингольфа. Тех, кому Ролло отдал девушку на потеху, он сам же впоследствии отдалил от себя, словно возненавидев.

Среди них оказался и датчанин Рагнар, который прежде был одним из его ближайших соратников. Сам Рагнар рассказал об этом Снэфрид, ибо датчанин, в отличие от многих, не примирился с рыжей христианкой и не испытывал к ней никакого почтения. Рагнар стал верным человеком Снэфрид, ибо глядел на нее влюбленными глазами, она же была по-особому приветлива с ним, полагая, что когда-нибудь этот строптивый викинг пригодится ей.

Так и вышло. Когда Ролло двинулся походом на Бретань, Рагнар исполнял обязанности его поверенного на франко-нормандской границе, но едва Снэфрид кликнула его, явился тотчас. В эту пору новые викинги вторглись во владения Ролло, воспользовавшись его отсутствием. Сильный флот данов поднялся по Сене и осадил Ротомагус.

Вот когда выяснилось, что без Ролло Атли почти ни на что неспособен. Он был неплохим правителем, оставаясь в тени брата, но сам не сумел организовать должный отпор захватчикам. Свирепые викинги Ролло ни в грош не ставили болезненного юношу, более того — под прикрытием датского флота они и сами не прочь были пограбить. И тогда Атли впервые пришлось обратиться за помощью к Снэфрид. Она была признанной воительницей и к тому же супругой Ролло. Перед ней трепетали, и ее слово много значило для нормандских викингов. Однако Снэфрид не ответила ему ни да ни нет. Данам известна дурная слава Белой Ведьмы, и они не тронут Снэфрид в ее башне. Она же со дня на день ожидала падения Ротомагуса — дня, когда датчане перережут глотки Атли и его невесте. Ведь Ролло так далеко и ничем не сможет помочь. Снэфрид даже выставила на дорогах заставы, дабы никто не пробился к ее мужу с известиями.

И тогда к ней снова тайно явился епископ Франкон, еще один недруг, считавший Снэфрид ведьмой и подбивавший Ролло развестись с нею.

Когда он появился у Снэфрид, она лишь посмеивалась, глядя, как святой отец крестит углы и поминутно хватается за ладанку с мощами на груди. Но едва он заговорил, ей стало вовсе не до смеха.

— Ты не желаешь нам помочь, госпожа, — тотчас после приветствия заявил он. — Не думаешь ли ты, что это придется по вкусу твоему супругу?

— Что может сделать столь слабая женщина? Ведь и меня саму даны могут захватить в любой миг, — растягивая по обыкновению слова, ответила она.

Но этот жрец глядел на нее, словно видел насквозь, что творится в ее душе.