Принцесса Володимирская

Толпа не расходилась; одни провожали глазами удалявшуюся флотилию по гладкой лазурной поверхности, другие оборачивались назад, в сторону Пиацетты и Дворца дожей. Оттуда должна появиться, чтоб сесть в приготовленную для нее гондолу, российская принцесса.

Прошло около полутора часов в ожидании; наконец в задних рядах послышались восклицания. Из-за угла Дворца дожей появилась кучка пешеходов; впереди скороходы ровными шагами несли блестевший еще вдали своею позолотой паланкин.

Это была принцесса в сопровождении своей небольшой свиты, человек десяти. Радушно приветствуемая толпой, принцесса продвигалась между шпалерами народа, выстроившегося на ее пути.

Пропустив паланкин и свиту принцессы, народ с обеих сторон, как бы захлестнувшись сзади, шумно двигался за ней к месту отбытия. Здесь все гуще становилась толпа.

Принесенная до края набережной, принцесса вышла из поставленного на землю паланкина и приветливо раскланивалась с толпой при громких кликах.

Венецианцы – поклонники женской красоты и любители внешнего блеска – не могли равнодушно относиться к российской принцессе. За время ее краткого пребывания в Венеции они уже успели полюбить ее. Многие теперь прощались с ней, сожалея об ее отъезде, громко выражая это, как будто бы из Венеции уезжала не иностранная и чуждая, а своя, местная, принцесса.

Красавица села в изящную гондолу; около нее поместился ее новый любимец Чарномский и главная статс-дама Франциска. Все остальные разместились в других гондолах, по два в каждой.

Гондольеры принцессы в красивых голубых костюмах, лихо и мастерски, бросив весла в воду, налегли на них, и гондола двинулась, поворачивая носом от берега к лазурному горизонту, где сливалось море с небом. Вдали виднелась черная точка, и в толпе спорили о том, достигла ли флотилия корабля.

Долго на берегу продолжались восторженные клики праздных, веселых сынов богатой, славной и могущественной республики.

Гондола принцессы была уже далеко от берега; остров Лидо был в виду, а здесь, на Рива Скиавони, все еще толпился народ, сожалея об отъезде красивой принцессы и желая ей скорее всякого успеха в ее предприятии.

За последние дни ни для кого уже не было тайной, что принцесса – дочь покойной русской императрицы и отправляется в Константинополь по приглашению самого султана, воюющего с Россией.

Когда гондола принцессы приблизилась к двум кораблям, на ближайшем из них, принадлежавшем Гассану, появились на палубе из каюты Радзивиллы и их ближайшие друзья и наперсники. На корабле Мехмеда поместились все второстепенные лица свиты и главным образом французские волонтеры, офицеры.

Принцесса со своей свитой поднялась на корабль и здесь, на палубе, была почтительно принята князем Карлом и проведена в приготовленную ей каюту.

Оба корабля были окружены на далеком расстоянии, по крайней мере, двумястами пестрых гондол. Половина из них была уже пуста, сдав на корабль путешественников; в остальных оказалась публика – те же любопытные, которые не ограничились проводами на набережной, а явились сюда поглазеть, как двинутся в путь принцесса и польские вельможи.

Скоро капитаны подняли якоря; чей-то мелодичный голос на корме корабля Гассана неожиданно для всех звонко, восторженно запел «Ave Maria». Все мужчины поснимали шапки и примолкли в мысленной молитве. И среди тиши лазури моря и неба оба корабля на веслах, длинных, просунутых по бокам, двинулись с места.

Со стороны казалось, что это два гигантских насекомых, которые, медленно переворачивая дюжиной лапок, скользят по поверхности воды.

Через час в открытом море задул маленький ветерок; корабли подняли паруса, убрали весла и пошли. На обоих кораблях было особенно тихо; пассажиры, первый раз пускавшиеся в открытое море, присмирели, и у каждого на душе было смущение.

Один Шенк был счастлив и рад увидеть свет божий, чувствуя себя в безопасности.

Капитан Гассан стоял на самом краю выдающегося носа своего корабля, где был золотой дракон, размахнувший крылами, лапами и хвостом. Гассан в своем красивом костюме, с широким красным поясом, за которым торчали кривая шашка и длинный кинжал, в красной феске, надетой набекрень, был особенно красив в этот день. Вряд ли какая-либо красавица серьезно испугалась бы, попав в плен к такому пирату.

Гассан стоял задумчивый, выдвинув одну ногу вперед и держась за позолоченное ухо дракона. Несколько раз подходили к нему по очереди путешественники все с тем же вопросом, что он думает насчет погоды.

– Погода великолепная, слишком хорошая, – отвечал Гассан, – но вот чего я не люблю!

И, устремив свой проницательный орлиный взгляд на горизонт, он указал пальцем в открытое море. Но профаны-путешественники не могли ничего увидеть на горизонте; там была только маленькая, едва приметная полоска.

Три дня продолжался путь мирно и беспрепятственно, но легкий попутный ветерок, помогавший движению, становился все сильнее; скоро пришлось убрать паруса совсем и взяться за весла.

Целые сутки затишья сделали Гассана сумрачным. Он ждал встречного ветра, и даже сильного. Ожидания его сбылись скоро.