Принцесса Володимирская

Но разлука и время немного образумили Генриха. Он по-прежнему безумно любил Алину, поручал друзьям и давал им деньги, чтобы они путешествовали за ней и могли следить за тем, что с ней делается. И однажды он узнал о смерти Алины – для него это была смерть, для него она умерла, – он узнал из письма друга своего Дитриха то, что известно всему Берлину, что Алина живет на счет принца Адольфа и вообще начала жизнь иную, роскошную, но безнравственную и из талантливой артистки стала простой авантюристкой. И Шелю захотелось тоже придумать себе такую же смерть. Большего мученья, как жениться на той же невесте, остаться в Андау, он выдумать не мог. Уехать в Америку было бы легче, но ему хотелось замучить себя, сгореть на медленном огне.

В одно утро Генрих явился к матери и к ее великой радости объявил, что согласен жениться на своей нареченной и остаться в Андау. Снова начались те же переговоры, но теперь обе стороны – родные девушки и мать Генриха – спешили со свадьбой. Все видели, с каким лицом бродит жених, напоминая собою преступника, ожидающего своей казни, но мать, обожавшая сына, надеялась, что это пройдет. Родные девушки думали больше об огромном богатстве будущего зятя, а не о том, будет ли он счастлив. Обе семьи виделись чаще и наконец собрались в Дрезден для улаживания некоторых формальностей перед венчанием.

И в эту-то именно минуту явился в Дрезден и бросился в объятия друга Генриха юный Дитрих. Он ничего еще не успел сказать, он только горячо обнял Генриха, и тот уже почувствовал, что снова совершается что-то – или разверзается пропасть у его ног, или раскрывается небо и оттуда летит к нему гений, несущий счастье.

– Прости меня, – выговорил Дитрих, – все неправда! Она все та же, чистая, непорочная… Та же прежняя Алина, которую ты любишь… Я виноват – ошибся, оклеветал… Но я от нее… Она любит тебя, зовет к себе… Она твоя.

XV

Алина между тем была в домике, нанятом для нее Стадлером. Домик этот был за городом, в глубине большого и густого сада.

Отделка всего домика была совершенно свежая, и Алина подозревала, что все эти затраты были сделаны Стадлером для нее и, быть может, накануне.

Местность и домик очень понравились ей, но одинокое положение вдали от жилья неприятно подействовало на нее. Вообще смущение и боязнь все более закрадывались ей в душу.

В сумерки, когда она покинула дом, бросила карету, Стадлер ждал ее на условленном месте. Они пересели в другую карету и помчались. Скоро они миновали город, предместье и очутились в деревне.

Это первое, что неприятно поразило Алину: она предполагала, что Стадлер наймет ей домик в отдаленном квартале, но не за городом.

Сам доктор был мил, любезен, разговорчив, острил, как и всегда, так же, как и прежде, уверял ее в своей искренней дружбе, готовности для нее на все, но Алине казалось, что в Стадлере, в его голосе, даже в его взгляде произошла перемена.

Это был первый человек, внушавший ей боязнь. Прежде некто, имевший когда-то наибольшее значение в ее жизни, человек, который уничтожил всю ее будущность и вытолкнул на улицу, как безродную сироту, то есть иезуит, и прежде ужасного дня, и после, – внушал ей только презрение к себе и ненависть.

Но все-таки прежняя Людовика, или Алина, никогда не боялась отца Игнатия. Даже убийцы отца, которых она с первой минуты разгадала сердцем, не внушали ей страха. К ним было у нее только чувство отвращения и смутное предчувствие чего-то недоброго.

Все поклонники, которые окружали ее со времени странствования по Германии, не внушали ей никакого чувства, кроме равнодушия. Никогда до сих пор Алина никого не боялась. И вдруг теперь, в первый раз, этот доктор, предложивший спасти ее, этот прямодушный, добрый и очень умный человек внушал ей странное, новое для нее чувство… сложное чувство, в котором главную часть составлял страх. До сих пор всякого человека, приближающегося к ней, Алина видела как будто насквозь, угадывала часто тайную мысль, вперед угадывала слова. Быть может, это случалось оттого, что лица, окружавшие ее, были личности пустые и пошлые, думы которых было немудрено угадать. Быть может, Стадлер был первый, действительно умный и хитрый человек, которого Алина встретила. Может быть! Но теперь Алине казалось, что прямодушный доктор ей страшен, что в нем есть что-то таинственное, загадочное, чего она не в силах разгадать.

Так или иначе, но Алина, переступая порог домика, нанятого Стадлером, отдаваясь вполне ему и ожидая, что он должен спасти ее от пошлых и назойливых притязаний принца Адольфа, ничего не чувствовала, кроме страха. Она знала, что если ей придется вступать с ним в борьбу, то это будет ей не только трудно, но она не знает даже, как взяться. Единственный исход был все тот же – бежать, опять бежать, спасаться… но на этот раз кто ей явится помощником? Хорошо, если через три-четыре дня явится Генрих.