Принцесса Володимирская

Чувство беспомощности, сознание своей робости и бессилия запало в сердце Алины.

Редко и давно уже не случалось ей плакать так горько, как теперь.

– Но что же мне делать? Что могу я одна?

– Как что? – изумился старик и даже выпрямился на своем стуле, даже будто оскорбленный такой мыслью. – Как что делать? Честная девушка должна тотчас уйти из этого дома.

– Уйти, но куда?

– К себе! Домой!

– Так вы ничего не знаете? Так я скажу вам.

И Алина передала старику все, что случилось с ней в последние дни. Она объяснила ему, что, с одной стороны, принц Адольф поднял, конечно, на ноги всю берлинскую полицию и грозит посадить ее в тюрьму; с другой стороны – друг, явившийся спасти ее, является еще более опасным врагом. А тот, которого любит она, на верность которого может рассчитывать… его еще нет, он может быть еще только через несколько дней, и тогда, конечно, она спасена, и на всю жизнь.

Узнав все положение дела до мельчайших подробностей, старик подумал и вдруг добродушно рассмеялся:

– Если все это так, все это правда – и про этого негодяя принца королевского дома, и про богатого, обожающего вас жениха… если правда, что вы хотите спасти себя, то это дело самое простое. Сегодня Луиза сбегает к моей племяннице, верст за шесть отсюда, на ее ферму. Ночью она будет назад, а рано утром, мы все втроем отправимся к ней на житье, пока не явится ваш жених.

– Но если мое пребывание откроют там, то я погибла – я буду в тюрьме.

Но старик, ухмыляясь, потряс головой.

– Не беспокойтесь! Кто может подумать, чтобы вы вдруг очутились в такой глуши, версты за две от всякой дороги, на бедной мельнице, у которой и колесо-то едва действует. Не спорю – может быть, через месяц-два полиция разыщет беглецов и найдет вас на этой мельнице; но ведь вы ожидаете жениха через несколько дней?

Несколько минут спустя вопрос о новом бегстве был уже решен, и старик послал Луизу к тетке с тем, чтобы молодая девушка была назад к ночи.

Алина хотела было немедленно отправиться с Луизой, не теряя ни секунды, но это оказалось невозможным, так как старик, давно не видавший своей племянницы, не знал, живет ли она еще там со своим семейством. Она собиралась продавать свою мельницу и, быть может, уже продала. Если бы в этой мельнице были чужие люди, то, конечно, беглецы попали бы в еще худшее положение… Алина, полная тревоги, поневоле осталась и, ожидая каждую минуту приезда Стадлера, ожидала от него всего… всякого злодейства!

Луиза быстро собралась, с узелком, в который взяла на дорогу хлеба и несколько огурцов, весело выпорхнула в ворота и, обернувшись за несколько шагов от деда, весело послала ему поцелуй, а затем исчезла в кустах.

Старик, сильно уставший от речей, объяснений и волнений этого дня, через силу, едва таща ноги, снова пришел к барышне и снова сел на тот же стул. Отдохнув и отдышавшись, он объявил Алине, что пришел опять на минуту сказать ей только одно новое, что пришло ему на ум.

По его мнению, им невозможно было бежать вместе. Алина должна была скрыться наутро одна; он же с Луизой должен остаться, чтобы внучка могла навещать ее на мельнице и доводить до ее сведения все, что случится нового.

– Зачем? – выговорила Алина. – Почему не все вместе? А если он угрозами, даже побоями, вынудит вас указать мое убежище?

– Никогда он не догадается, этот умный человек, что такая старая крыса, как я, еще способен сделать доброе или неглупое дело. А потому нам нужно остаться здесь, иначе все ваше дело пропадет. Ах, вы, молодое, наивное существо! Подумайте, как же найдет вас г-н Шель, когда будет искать вас в доме Стадлера? Если он заплатит хорошие деньги в доме доктора в городе, то, конечно, ему укажет этот домик кто-нибудь из людей; тогда он явится сюда, и что же найдет он? – пустой дом, без единого человека, который может указать ваш след. Что же ему тогда останется делать? Только разве поплакать, погоревать и вернуться восвояси, в Дрезден. А вот если я останусь здесь, да буду сидеть за воротами, да глядеть на дорожку, то могу тотчас же сообщить ему о вас; и тогда, как только явится г-н Шель, мы уже с ним, не церемонясь с этим проклятым доктором, громко прикажем кучеру ехать на мельницу.

Алина бросилась к старику и чуть-чуть не расцеловала его сморщенное, коричневое лицо.

– Ох, забыл я, – весело прибавил старик, – что на мельницу эту, по счастью для вас, и дороги-то никакой нет; иначе, как пешком, по полям да кочкам, и не проберешься. Да еще надо прыгать через канавы, так что мне, если я доведу г-на Шеля до мельницы, придется неделю целую пролежать, отдыхая. Лишь бы только не умереть на дороге – тогда г-н Шель потеряет ваш след.

Все это было сказано дряхлым, но таким веселым голосом, с таким добродушным лицом, что Алина вдруг почувствовала себя спокойнее, даже сильнее, и ожидаемый с минуту на минуту приезд Стадлера ее уже менее устрашал, чем за час до того.

XVI

Разумеется, Генрих Шель, как безумный, бросил все приготовления к свадьбе и исчез из Дрездена вместе с другом Дитрихом.