Принцесса выходит в свет

– Молеса и Аллама, – уверенно сказал Бурбос, и принцесса поняла, что проблемы не только у нее.

Во-вторых, даже если бы имена запомнились, не было решительно никакой возможности различить, где чье. Близняшки либо появлялись в одинаковых платьях, либо так часто их меняли, что даже одежда служить ориентиром не могла. В-третьих, принцесса так и не смогла вспомнить, где же находится это – порасти оно брюквой – княжество Борлонь!

Справа от принцессы расположились муж и жена из Аппалии: Орджонно и Катверия. Последняя была веселой толстушкой, которая непринужденно поддерживала любой разговор. Тонкость была в том, что говорила она только по-аппалийски, причем на южном диалекте, в котором принцесса, несмотря на регулярные уроки этого языка, разобрать не могла ни слова. Принцесса внимательно огляделась и пришла к выводу, что и никто другой тоже. Это Катверию не смущало! Она легко обращалась к любому собеседнику через весь стол, сама шутила, сама смеялась, сама спрашивала и сама же отвечала.

– Тра-та-ти-та-ту-четто, – делилась Катверия последними сплетнями из жизни аппалийского двора, и поразительно, сколько там всего произошло!

Принцесса даже простое «та-та-та» не могла бы с такой скоростью повторять. Однако если кто-то начинал говорить громко и долго, Катверия через некоторое время смолкала – ей ведь тоже было интересно – и наклонялась к Орджонно, который переводил ей с фритонского.

Сам Орджонно, кажется, племянник их короля, был улыбчивым атлетичным брюнетом, чье лицо от глаз и ниже сплошь покрывала черная щетина, а выше такая же прическа. Принцесса скосила глаза на его запястья и подумала, что такому густому волосу вплоть до костяшек пальцев и некоторые собаки позавидовали бы. Она попыталась представить себе… Но вовремя одумалась и сосредоточилась на супе.

Замыкал список принц Фот, благодаря присутствию которого принцесса не была самой младшей в зале, ему было еще на год меньше. Он был сыном короля Фота, дальнего геральдического родственника собственного отца принцессы, по причине чего в детстве их регулярно возили друг к другу на дни рождения. Родственные узы от этого не упрочились, а скорее даже наоборот, поистрепались.

– Привет! – покачала ему принцесса через стол ладошкой.

Принц Фот, который вымахал ввысь, но еще не раздался вширь, посмотрел на нее довольно холодно и коротко кивнул. Принцесса подумала, что если убрать его клочковатую пухоподобную бородку, то он будет похож на свою мать, королеву Гевру. Однако если у той в глазах плескалось безумие – не самые приятные воспоминания! – то у принца просто некоторая нервозность.

– Ты жалуешься, что они тебя «убегалкой» прозвали! – сказал внутренний голос, оглядывая принцев и принцесс, которых набилось как несушек в курятнике. – А сама-то? Сидишь и про каждого ехидную колкость думаешь!

Принцесса положила в рот хлебный шарик и пообещала голосу поискать в людях что-нибудь хорошее.

Про саму принцессу ехидных колкостей и придумывать не надо было. За время обеда она постаралась за всех и исхитрилась дважды отдалиться от желаемой репутации. Один раз, когда Катверия протянула ей вазочку с какими-то желтым аппетитным на вид фруктом размером помельче яблока. Принцесса и откусить от него хотела, как от яблока. На полпути зубы с хрустом ударились в большую косточку. В глазах вспыхнули огни и искорки. Часть из них, очевидно, посыпалась и на обеденный стол, потому что все на нее уставились. Принцесса поняла это, конечно, после того, как к ней вернулись зрение и слух.

– Тихо, тихо, – приговаривал Бурбос, двумя пальцами осторожно вынимая у принцессы изо рта полупрокушенный плод. – Все хорошо.

– Иззыныте, – сказала принцесса.

– Тра-та-татта, – вступила Катверия и, придерживая принцессу за затылок, стала активно промакивать ей слезы, слюни и все прочее собственным платочком.

Принцессе казалось, что ей три года и она только что промахнулась мимо рта ложкой каши. Грация и изящество! Обедающие потихоньку вернулись к застольной беседе, а Катверия на пяти плодах терпеливо разъяснила принцессе, как именно их лучше разрезать на дольки. Принцесса была ей очень благодарна, потому что уловила, что фрукт, который она с этого момента терпеть не может, называется «абрикос».

Во второй раз принцесса отличилась, когда слуги, бесшумно поднимавшиеся из кухни на первом этаже по лестнице в дальней части зала, накрыли десерт – печенья с изюмом, нуга и миндальное молочко, аппалийские вина. Вайонна во всеуслышание рассказывала принцессе Иселле, как она будет рада регулярно посещать Фритонию на правах золовки.

– Мне ли вам объяснять, что фритонский двор – это средоточие всего самого лучшего, что могут себе позволить люди нашего круга! Лучшие рецепты, лучшие ткани и покрой платьев, лучшие художники, лучшие манеры, конечно, и все прочие… – Вайонна изобразила рукой в воздухе сложную фигуру, – накопленные людьми знания.