Принцессы Романовы: царские племянницы

Анна ушла обедать вместе с Верховным советом, дворяне-челобитчики сели заседать в соседней комнате. Наконец все собрались в аудиенц-зале. Государыне была представлена новая челобитная. На этот раз ее подписали сто шестьдесят шесть человек. Прочел ее сам автор, князь Антиох Кантемир, славный поэт и сатирик XVIII века. Он тоже был против ограничения царской власти. «Усердие верных подданных побуждает нас по возможности не показаться неблагодарными; для того, в знак нашего благодарства, всеподданнейше приносим и всепокорно просим всемилостивейшее принять самодержавие таково, каково Ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от верховного тайного совета пункты и подписанные Вашева Величества рукой уничтожить». Также просило дворянство восстановить Сенат в том его значении, какое дал ему Великий Петр, еще кой-какие просьбы, то да се – по мелочам.

Анна выслушала челобитную, это был трагический момент.

– Я подписала пункты, желая управлять моими подданными мирно и справедливо, – сказала она, обращаясь к верховникам, – и теперь должна знать: согласны ли члены Верховного тайного совета, чтобы я приняла то, что теперь предлагает народ?

Члены тайного совета, как говорится, «не нашлись с ответом».

– Значит, пункты, которые я подписала в Митаве, составлены не по желанию народа?

– Нет, нет! – кричал зал.

– Стало быть, ты обманул меня, Василий Лукич…

Далее Анна приказала доставить ей подписанные в Митаве бумаги и при всем народе порвала «Кондиции». В тот же самый день императрица повелела немедленно доставить в Москву Бирона, что и было исполнено.

Правление Анны Ивановны было жестким, но не выходило из старой традиции. Все как обычно, бывают мягкие государи, бывают крутые. Да, она жестоко расправилась с верховниками и со всем кланом Долгоруких, казнила Волынского и многих людей из его окружения. Но надо помнить, что куда больше голов полетело в царствие Петра Великого. Здесь важно другое. Уж сколько лет живем, а настоящего парламента как не было, так и нет. А верноподданнические инстинкты сохранены в целости.

Прочитанная Кантемиром челобитная была истинным гимном самодержавию: «Мы, напоследок, Вашего Императорского Величества всепокорнейшие рабы, надеемся, что в благорассудном правлении государства, в правосудии и облегчении податей по природному Вашего Величества благоутробии презрены не будем, но во всяком благополучии и довольстве тихо и безопасно житие свое препровождать имеем. Вашего Императорского Величества всенижайшие рабы».

Не получила Россия тогда в 1730 году парламента, даже его подобия не получила. А что подпись – «всенижайшие рабы», так это просто канцелярский штамп. Хотя все равно как-то дико читать, например, такую подпись под письмом государыне нашей Елизавете: «раб твой Кант». Это было после того, как мы взяли в Семилетней войне Кенигсберг (сегодняшний Калининград), а великий философ жил именно там. Но смело можно и сегодня взять на вооружение старинный официоз и подписываться в государственных бумагах: «Верные рабы Ваши».

Великая княжна Прасковья Иоанновна

За грозной планидой Анны Иоанновны и печальной участью Екатерины Иоанновны совсем стушевалась судьба третьей из сестер-царевен: Прасковьи. В отличие от двух старших сестер ее не выдали замуж за иностранного принца. Всю жизнь она прожила рядом с матерью, и во всех письмах, мемуарах и прочих документах о ней говорится как о девушке хворой, тихой, покорной, словом, совершенно безликой. То у нее золотуха, то нога болит настолько, что она вынуждена уехать с бала. У нее и прозвище было «Царевна Волочи Ножку».

Вглядимся в портрет Прасковьи Ивановны кисти нашего великого художника Ивана Никитина. На нас смотрит юная красавица в богатом вишневого цвета платье. В прелестном лице нет и намека на немощь или убогость. Огромные, широко распахнутые глаза, соболиные брови, на губах полуулыбка, застенчивая и доброжелательная, высокий чистый лоб с двух сторон изящно осеняют темные локоны…

С именем этой женщины связана легенда о высокой и трагической любви. При этом имя ее окружено глубокой тайной. Оно и понятно. Разглашение сведений о жизни царской семьи приравнивалось к государственному преступлению. Слишком болтливых ссылали в Сибирь, а то и в тюрьму могли упрятать с пожизненным сроком.

Другое дело иностранцы – официально посланные в Россию с дипмиссией или тайные агенты. Они зорко следили за происходящим во дворце и все полученные сведения отправляли на родину в зашифрованных депешах. Делалось это не из любви к сплетне. Любая ссора среди царской семьи, а то и полюбовный приватный разговор, словом, всякое неожиданное происшествие, могли повлиять на политическую жизнь не только в России, но и в Европе. Благодаря профессиональному любопытству иностранных дипломатов мы иногда можем приподнять занавесочку, скрывающую роковые тайны.

Иван Никитин. Портрет царевны Прасковьи Иоанновны