Принцессы, русалки, дороги...

Накануне товарищи из нашего консульства показывали мне Бомбей. Мы заехали в аквариум, который тоже одна из достопримечательностей города. Среди десятков фантастических созданий мне особенно запомнились рыба-индюк и рыбка-кошелек. В самом деле, плавает перед вами брошенный плашмя на воду небольшой черно-желтый кошелек, у которого вместо замочка — свиное рыльце! А рыба-индюк похожа на затейливую архитектурную деталь, сорвавшуюся в море с башенки какого-нибудь восточного дворца. Украшение это ожило, оно взмахивает легкими полукружиями радуги, которые прилажены к нему вместо крыльев. Радужное создание хочет улететь, взмыть под облака, но тщетно. И в его пристальном взоре — печальная ледяная мудрость.

Я шла на знаменитый рыбный базар с твердым решением купить немного хладнокровной синей морской глубины с ее чистым ароматом и с какой-нибудь прохладной рыбиной, которая смотрела бы на меня мудрыми глазами.

Большой, украшенный колоннадой зал рыбного базара оказался похожим еще больше, чем аквариум, на подводное царство. Вода стекала с широких каменных парапетов и с водруженных на парапеты .деревянных коричневых скамеек. Каменные колонны отражались в воде, заливавшей пол, как в штилевом море. Для полного сходства с подводным царством не хватало лишь ракушек и морских водорослей на колоннах и на полу. В больших корзинах извивались и подпрыгивали те самые произведения океана, которые я видела накануне в аквариуме. Их ежедневно проглатывает город. Он не только глядит в морскую даль, он одновременно как бы впитывает в себя море. Рыбы здесь — и в корзинах, и на скамейках, и на парапетах, и на полу. Среди груд живых, влажных, свирепо бьющихся чешуйчатых тел сидели на корточках торговки. Они меня поразили больше, чем окружающие их рыбины, рыбешки, крабы, лангусты, раки, рачки.

Торговки рыбой были совсем не похожи на индийских женщин, которых я до этого видела, о которых слышала или читала. До сих пор в моем представлении дочь Индии была прелестной ожившей статуэткой, закутанной в сари. Что такое сари, я знала: рулон легкой материи длиной в несколько метров, конец которой перебрасывается через плечо. Я представляла себе, что индийская женщина в обществе посторонних либо молчит — гордо или застенчиво, либо так же гордо или застенчиво поет и танцует...

Торговля на рынке только что началась, народу было мало. Стоя в преддверии «подводного царства», я успела разглядеть, что по сравнению с закутанными в сари индийскими женщинами торговки рыбой скорее раздеты, чем одеты. Концы их оранжевых, лиловых, зеленых, красных, синих сари — самое яркое из всего, что я до сих пор видела в Бомбее, — небрежно спадают с плеч, подолы подоткнуты выше колен. На руках, на шеях и в волосах у женщин — множество украшений, похожих на диковинные ракушки и водоросли. И сами они похожи на русалок.

Я еще не успела как следует разглядеть их, когда ликующий вопль, что-то вроде боевого клича, раздался в ближайшем ко мне ряду «русалок» и был подхвачен десятками голосов. Торговки энергично кивали мне, подмигивали, улыбались, протягивали мне рыб и рыбин, крабов и лангустов. И непрерывно радостно восклицали что-то.

Я еще не знала, что рыбный базар всегда приветствует с энтузиазмом своих ранних покупателей, как бы закладывающих фундамент удачи на целый день.

Радушная встреча торговок рыбой меня восхитила. Я улыбалась и раскланивалась с гостеприимными незнакомками-«русалками». Они махали мне своим товаром так, что у рыб, казалось, вот-вот оторвутся головы. «Русалки» явно обладали темпераментом футболистов, играющих решающую встречу в сезоне.

В одной из ближайших ко мне корзин я увидела то, что мне было надо: рыбу-индюка с полукружьями плавников, подобных прохладным радугам, и с мудрыми ледяными глазами. У седовласой владелицы корзины глаза блистали огненным азартом, и в жилах ее текла, как видно, совсем не рыбья кровь. Весело подбрасывая рыбу-индюка в воздух, женщина кричала пронзительно, как чайка. В седых волосах ее торчали ракушки, по рукам скользили браслеты.

— Скажите, пожалуйста, сколько стоит эта красивая рыбка? — спросила я по-английски, поскольку еще не знала ни одного из многих языков Индии.

В ответ раздался пронзительный возглас:

— Сиксти! (Шестьдесят!)

— Сикстин? (Шестнадцать?)

— Сиксти!

— Простите, пожалуйста, шестьдесят пайсов? — снова переспросила я, быстренько сообразив, что в индийской рупии — 100 пайсов, что у меня с собой 20 рупий, что завтрак в ресторане, включающий блюдо отличной свежей жареной рыбы, стоит примерно 15 рупий и что, стало быть, цена, запрошенная с меня, вполне приемлема.

— Рупий! Шестьдесят рупий! — завопила «русалка».

— Но это же невозможно! Вы, наверно, шутите! — пролепетала я.

— Шестьдесят рупий! — заорали дуэтом седовласая женщина и ее черноволосая соседка.

Я подумала, что на рыбном базаре Бомбея, наверно, вообще нет старости: у обеих женщин брови были кокетливо подкрашены, а глаза подведены, и у обеих были одинаково луженые глотки!

— Но у меня просто нет с собой таких денег!