Принцип бабочки

Мне очень хотелось врезать ему. Показать ему, что тут не он решает кому причинить боль, а кому нет. Это мой дом, мои правила и мои девушки, то, что ему разрешено брать моих и жить тут, не значит что можно так издеваться над моими любимицами, я отдал ему Милу, вот пусть добр с ней и развлекается. Я опомнился, кулаками дела не решают.

— Она, Женя, она! И то, как ты с ней сегодня поступил мне не нравится. Она — моя! Не трогай больше ее, не подходи и не прикасайся. На пушечный выстрел чтобы тебя рядом не было, — прорычал я, разворачиваясь к кофемашине.

— Я же не знал.

Он позарился на мое! На мое! В следующий раз я не посмотрю на то, что он самый близкий мне человек, я сделаю ему больно, растопчу его по всем фронтам. Физически, в бизнесе, финансово, я его раскрашу. Разве то, что я запретил ему прикасаться к ней после красной комнаты не было поводом ее больше не трогать?!

— Теперь знаешь! Завтра поговорим! — я вышел из комнаты. Ярость кипела внутри меня и уже готова была вырваться наружу. Я залпом выпил кофе, оставив кружку на ближайшем столике и пошел искать аптечку. Раз была кровь, значит у нее есть раны. Мне нужно думать о том, как помочь ей, как угомонить ее боль и успокоить. Я не хотел, чтобы ей когда-то было больно и то, что я разделил с ним ее в первый раз не дает ему права прикасаться к ней и впредь.

Найдя все необходимое я спустился на -1. Тусклый свет, тишина, только Мила сидела на диване. Мила, Мила, еще одна страдалица рук моего друга. Однако сейчас меня интересовала звезда сегодняшнего вечера. Брюнетка тут же обернулась, прижимаясь к дивану. Да не трону я тебя, успокойся а. Она словно забитая мышь, изгой среди девочек на этаже, но это заслуга друга.

— Ника где? — на автомате крикнул я. Да, я зол. Максимально. Кровь бурлит и кипит в венах. Я хочу видеть ее. Усталость сразу пропала, ушла, словно и не было.

— Спит. Она измотана, — протараторила пышногрудая.

Я прошел в коридор.

— Она живая, у нее тоже есть чувства, а вы так с ней! Она этого не заслуживает! — видимо набравшись смелости выпалила Мила.

Я промолчал. Стоило бы что-то ответить, но это неважно.

В комнате было темно, я включил светильник и поставил перекись и бинты на тумбу. Ника сопела, укрывшись одеялом и свернувшись в клубочек, словно кошечка. Мне не хотелось ее будить, но раны обработать нужно. Я пытался забрать ее одеяло, но даже во сне она не хотела его отдавать. Тоже держаться за свое, моя маленькая бабочка. Я прикоснулся к ее плечу, и она резко проснулась и отскочила к стене. Ее глаза распахнулись и ее дрожащее тело приклеилось к углу.

— Не надо, не трогай меня, пожалуйста, — она чуть ли не плакала, а я смотрел на ее синюю шею, ее синие руки, разбитую губу и фиолетовый подбородок и очень хотел закопать Женю под какой-нибудь из елок во дворе. Однако это позже.

— Все хорошо, не бойся, это я, успокойся, — я протянул ей руку, но она лишь дрожала и на ее глазах наворачивались слезы.

— Не надо, не трогай меня.

— Я не хотел, чтобы с тобой это произошло, я не знал. Это не повториться, иди сюда, — я сел на кровать и протянул ей уже две руки. Она съежилась и укрылась одеялом до шеи.

— Дим, не надо, уйди пожалуйста, — сквозь льющиеся водопадом слезы шептала Ника. Мне было до боли в сердце жаль ее. Не знаю почему именно ее и настолько, но было. Хотя нет, знаю, потому что я искал ее, я следил за ней намного больше, чем она может себе представить. Скоро она все узнает, а сейчас ей нужно успокоиться и обработать раны.

— Иди сюда, — я притянул ее к себе, она сначала вырвалась, а затем прилегла на мои колени, прижав ноги. Ее душераздирающий плач и крик разрывал мою душу. Я никогда не думал, что меня будут заботить чужие страдания, но ее заставляли мое сердце обливаться кровью.

— Больше никто другой не прикоснется к тебе, больше никто тебя не тронет, — я гладил ее по голове, пока ее слезы оставляли следы на моих брюках.

Мы просидели так около получаса. Она успокоилась, видимо выплакала из организма всю воду. Я обработал ее рану. Все это время мы молчали, и эта тишина заставляла меня переживать еще больше. Я искал ее не для того, чтобы она страдала, хотя кому я вру, изначально для этого, но увидев ее, прикасаясь к ней ночами во мне что-то изменилось.

Я встал у двери.

— Ты уходишь? — ее красные глаза так и просили, чтобы я не уходил не оставлял ее с ее мыслями наедине, но мне пора спать. Вставать рано утром и ехать на важную встречу. А ей нужно отдыхать.

— Хочешь можешь пойти со мной?

— Я не уверена, что у меня есть силы ублажать тебя сегодня, — тихий шепот сорвался с ее синих губ.

Я рассмеялся. Я не настолько больной ублюдок, чтобы требовать от нее сегодня жаркого, страстного секса. Я все понимаю, да и сам устал. Тем более сейчас она больше походит на мумию или полутруб, а я не некрофил, меня такое не заводит.

— Вставай. Я тебя отнесу.