Принцип Д`Аламбера

Каждая из стоявших на этой полке книг, как я вскоре понял, была взята из моего собрания. Я просмотрел и пролистал многие из них, найдя на их страницах мои же заметки и толкования. Один из томов раскрылся на месте, куда была вложена закладка — конверт. Положив его в карман, я начал читать первое попавшееся на глаза место:

Монтень говорит о времени как о бесконечно текущей реке, в которой мы стоим, а Филипп Норфолк утверждает, что мы, скорее, должны думать о времени как о стоячем потоке воды, по которому Бог принуждает нас плыть до нашего последнего дня, при этом скорость и направление нашего движения определяются божественным ветром. Петр Турский, напротив, представляет себе мир картиной, нарисованной на узком ковре длиной много лиг, который можно читать в любом направлении.

Но можем ли мы быть уверенными, вопрошает далее Петр, что вселенная представлена на одном ковре, а не на многих? Не может ли жизнь одного человека быть не более чем единичной версией истории, вытканной на бесчисленном количестве вечно развертывающихся полотнищ? И может ли человек одновременно идти рядом с полотнищем и двигаться между его прилежащими друг к другу полосами?

Это была книга Эшфорда «Форма и трансформация». Я закрыл ее и поднялся наверх, где нашел престарелого господина по-прежнему сидящим в кожаном кресле у огня.

— Кто вы? — спросил я его. — И где остальные из принадлежавших мне вещей?

Он посмотрел на меня и улыбнулся:

— Я герцог Б. , а те вещи, о которых вы говорите, лишены объективной реальности. Вам не стоит заботиться о них,

— Но как быть с человеком, который работал здесь и чьими книгами вы завладели?

— Эти книги — моя собственность.

— Заметки на их полях тоже ваши?

Он снова взглянул на меня, и глаза его увлажнились от бесконечной жалости.

— В моих книгах нет никаких заметок. Моя библиотека целиком состоит из моего субъективного опыта, а его содержание никогда не станет доступным для вас.

Я рассердился на его упрямство, но понял, что нет никакого смысла показывать ему предметы, само существование которых он станет просто отрицать.

— Что вы за создание? — крикнул я.

— Я богатый и могущественный человек, хотя ни богатство, ни могущество ничего для меня не значат. Я удалился сюда, чтобы бежать от мира, который нахожу суетным и недостойным. Какое-то время у меня работал человек по имени Магнус Фергюсон, который собрал для меня библиотеку, с помощью которой я мог бы закончить исследования, от коих меня отвлекли безумные амбиции моей молодости. Я едва приступил к делу, когда умер Фергюсон.

— Но Магнус Фергюсон — это я, — сказал я, — а вы существуете только в моем сознании. В обоих этих фактах я полностью уверен.

Он отвернулся к огню.

— Если я продукт вашего сознания, то таковыми же являются и мои мысли, и мне не стоит трудиться их выражать, поскольку это несущественно. Если же, напротив, это вы изобретение моего мозга (альтернатива для меня более предпочтительная), то в этом случае на каком основании будете вы отрицать того самого человека, который дал вам жизнь? Вы — сновидение, которое может оборваться в любой момент от самого ничтожного звука или возмущения того неизмеримо большего сознания, сон коего обеспечивает само ваше бытие.

Этот замок, символ моего богатства и власти, — продолжал он, — лишен какой-либо субстанции. Ночами, когда я не владею своим сознанием, он исчезает. Утром же выстраивается заново. То совершенство, с которым он восстанавливается, кажется мне парадоксальным, но я вынужден с большой неохотой его принимать таким, какое оно есть. Каждый день моя библиотека переписывается заново в том виде, в каком, умирая, оставил ее Фергюсон. Та же, другая библиотека, которую он сам представлял себе, прекратила свое существование в момент его смерти.

Опровергать его было бессмысленно, и в любом случае я был вынужден признать истинность того, что он мне сказал. Поскольку все в этом мире явно ложно и лишено субстанции, то и существовать все это может только в мыслях тех, кто придал воображаемым вещам некое бытие.

— Жена Фергюсона была вашей любовницей? — спросил я.

— У того Фергюсона, который работал у меня, не было никакой жены.

— Проводить какие исследования помогал вам Фергюсон?