Принцип индивидуации. О развитии человеческого сознания

На своем опыте психотерапии и юнгианского анализа я могу засвидетельствовать, что такого рода Гефестова рана чрезвычайно распространена. На самом деле весьма необычно, если такого рода черты не присутствуют в человеке, приходящем на анализ. Образ Гефеста с его хромотой, историей отвержения со стороны отца и матери, его чувство стыда от того, что он несовершенен в том или ином отношении, ярко отражает переживания множества людей в их индивидуационном процессе.

В Гефесте мы видим изначально маргинализованного творческого бунтаря, рассерженного и обиженного. Это не отвращает его от творчества более мелкого, и в этих своих усилиях он получает поддержку и заботу от некоторых положительных материнских источников – морских нимф Фетиды и Эвриномы в их пещере, «свободном и укрытом пространстве», если использовать прекрасную фразу Доры Кальф о песочнице, которую она создала для своих пациентов. За этой маргинальностью стоит образ отвергающей матери, и именно от нее ему нужно освободиться, чтобы выступить в полную силу в качестве творца. Именно такова была психологическая задача в случае Джека. Его обида на мать была столь глубокой и интенсивной, что он едва мог говорить с ней несколько минут по телефону, не становясь агрессивным и раздражительным, и в тех немногочисленных случаях, когда он навещал ее, он фактически взрывался гневом после нескольких часов в ее присутствии. Но более глубокой задачей было освободиться от ее влияния внутри него самого, поскольку именно здесь находилась настоящая преграда для доступа к его творческому инстинкту. Только после того, как он проделал работу с левой рукой и задействовал свою Гефестову часть в диалоге, его расстроенный и обиженный внутренний ребенок позволил ему отбросить в сторону его глубокое отвращение к матери.

Суть здесь в том, что рана, однажды нанесенная, становится мощным внутренним фактором запрета. Отвергающая Гера становится обитательницей психики, и как таковая она может продолжать наносить удары, с которыми во внешней реальности давно разобрались. По отношению к этому психическому образу человек остается маленьким и похожим на дитя, тогда как материнский комплекс разрастается. Гера возвышается как монстр, угрожая постоянным отвержением и насилием за каждую попытку демонстрации творческих красок.

Я обнаружил еще один сходный клинический пример в случае мужчины, которому было далеко за пятьдесят. Он испытывал оцепенение, когда ему надо было заговорить, и это была рана, нанесенная его творческим возможностям. В результате он страдал от заикания. Если ему удавалось преодолеть свой страх заикания и он мог озвучить свое мнение в свободно текущем обсуждении, то затем он был охвачен самообвинением и наказанием в течение многих часов и даже дней после этого: «Не надо было ему говорить! Что о нем подумают? Правильно ли он сказал? Не был ли его комментарий вызывающим или слишком глупым, или слишком откровенным? Не придется ли ему заплатить ужасную цену за произнесенное вслух?» Таковы были калечащие его тревоги, заполнявшие сознание, если он нарушал правило, наложенное его матерью – не говорить в обществе. Это тревожное имаго матери с грубым и критичным голосом, кричавшее на него в оскорбительном тоне, властвовало над ним на протяжении всей его взрослой жизни. Удивительно то, что по призванию он был поэтом. Здесь было его тихое и защищенное место, словно пещера, где он мог говорить, где его голос высвобождался и где творческие импульсы могли наслаждаться полем действия.

Гефест целостный

После противостояния Гере и возвращения на Олимп Гефест волен приходить и уходить, когда ему вздумается, и создавать великие работы, которые позже прославят его. Он волен пользоваться кузницами на Лемносе, чтобы обрабатывать материалы для своих нужд и исполнять поручения различных клиентов-богов. Гефест начинает олицетворять для греков не только творческий жар, но и способность воплощать этот жар в кузне. Образ Гефеста дает форму творческому инстинкту. Без такого рода контейнера инстинкт просто-напросто будет дико полыхать, неприрученный и неприручаемый, что и случается иногда с творческими личностями, не нашедшими своих средств выражения. Их гнев и фрустрация зашкаливают, а их творческие энергии не могут отыскать подходящего канала. Пламя творчества без вместилища образа и поля действия, которое может обеспечить такой образ, становится деструктивным, подобно огням пироманьяка, наслаждающегося, сжигая все дотла. Гефесту, наряду с Афиной, греки обязаны своей цивилизацией. Гефест приручил огонь и принес грекам дары цивилизации, поднявшие их существование над уровнем жизни обитателей пещер. Огонь его храма был священным огнем.