Принцип каратэ

Он врал. Кипячения не перенесет даже «Королевский ныряльщик». Нагрев нарушит герметичность корпуса, испарит смазку, накипь парализует механизм, и часы можно сдавать в утильсырье. Неужели он сам этого не понимает?

— Валера у нас хват, — одобрительно проговорил Эдик, и его голос показался мне знакомым. — С ним лучше не спорить. Себе дороже обойдется.

Довольный Золотов продолжал рассуждать о преимуществах своего «ориента» перед «риконом» или «сейкой».

— По-моему, вы ошиблись в выборе специальности, — сказал я как можно насмешливее. — Наверное, мечтали стать часовщиком?

— Нет, — Золотов хохотнул и снова залил часы шампанским. — Знаете, кем бы я хотел быть? Купцом. Фамилия у меня подходящая. Купец первой гильдии Золотов! Звучит? Склады, лабазы, мануфактура. Баржи с зерном по рекам ходят. Заводишко небольшой, коптильня, винокурня. — Он мечтательно закатил глаза. — Отпустил бы бороду лопаткой, пароходик бы завел, на корме крупно: «Валерий Золотов и К°». На пароходике, как водится, банька, бильярдная, цыгане... Галку бы с собой возил. Только фамилию бы ей заменил, надо что-нибудь звучное — Глэн Маркизова, танцы на столе! Ножки у нее классные, да и фигурка — все в порядке... — Золотов победоносно посмотрел на Эдика и, чуть скривившись, выразительно перевел взгляд на Таню. — ...Так что была бы вне конкуренции. Полный сбор обеспечен!

Он опять залпом выхлестал бокал и утерся тыльной стороной руки, а руку вытер о скатерть. Потом придвинул розетку с зернистой икрой и, намазав толстый бутерброд, смачно откусил.

— Вы любите икру? — обратился ко мне, бодро двигая челюстями. И не дожидаясь ответа, продолжил: — А я терпеть ее не могу. — Он развел руками. — Но ем. И знаете почему?

— Нетрудно догадаться. Это же по-купечески — икру есть. И шикарно: она дорогая, значит, престижу способствует.

— Ну нет! — Золотов опять хохотнул. — Вы уж совсем меня примитивом считаете! Я вот жую и чувствую, как лопаются на языке, зубах маленькие шарики. Хрусть, хрусть, хрусть... Каждая икринка — осетр! Сколько я съел за вечер икринок! Тысячи полторы? Значит, полторы тысячи осетров. Громадных, тяжелых, в толстой ороговевшей чешуе, с пилообразными спинами и мощными хвостами. Говорят, осетр еще с мезозойской эры сохранился, пережил ящеров, динозавров, птеродактилей всяких... Царь-рыба! А я за один присест целый косяк сожрал, семьдесят пять тонн осетрины! А если посчитать, сколько бы они икры наметали? Миллионы, миллиарды осетров! А я один! И где все эти миллиарды царь-рыб? Вот здесь! — похлопал себя по отвисшему животу. — Вот когда ощущаешь себя венцом природы!

Он перевернул бутылку, выливая остатки. Шампанское наполнило бокал и побежало через край, заливая скатерть. Я смотрел на него и думал, что ошибся, считая его амебой. Нет, это совсем иной зверь... Одноклеточна в нем, пожалуй, только мораль.

Я высвободил руку.

— Спасибо за танец, мне пора.

Марочникова сделала нетвердый шаг вперед.

— Красиво говоришь, адмиральский внучек! — В голосе отчетливо слышались издевательские нотки, и смотрела она зло и брезгливо. — Пароходик, значит... Небось загранплаванья, круизный, высшего класса.

Очевидно, Золотов через свою толстую шкуру почувствовал и злость, и издевку, потому что отставил недопитый бокал и грубо сказал:

— Ну, что уставилась? Иди пей, звезда стриптиза!

— Брехло собачье! Чтоб у тебя брюхо лопнуло от этой икры! — Марочникова резко повернулась и пошла к выходу.

Уходя, я расслышал, как Золотов сказал своим спутникам:

— Пейте, чего рты раззявили! Никуда она не денется. Перепсихует и вернется.

Голос у него был искусственно спокойный и деланно благодушный, как будто ничего не случилось.

Когда я вернулся к своему столику, ребята уже пили кофе.

— Кто эта особа? — поинтересовался Крылов.

— Свидетельница по делу Вершиковой. Ну, убийство на даче. Подружка обвиняемой.

— Чего хотела?

— Не знаю.

— Странно. По-моему, она из тех дамочек, которые не приглашают на танец без определенной цели.

— Во всяком случае, о своих целях она не высказывалась, — я поднес чашку к губам.

Кофе «по-турецки» был сварен из кофейного напитка, а может, хитроумные работники общепита, не мудрствуя лукаво, залили кипятком использованную кофейную гущу.

— Ну что, встали? — предложил Азаров.

— Да что ты! — притворно удивился Роман. — Только начались танцы, впереди, можно сказать, самый разгул...

— Вот и задержись, разгуляйся, — добрым голосом посоветовал Костя. — А я сейчас из первого же автомата позвоню твоей жене и открою глаза бедной женщине, думающей, что ее благоверный ловит жуликов по чердакам.

Это был верный способ сделать Полугарова серьезным.

— Разве так шутят? — обиделся Роман. И сразу засуетился. — Действительно, давайте собираться!

Мы расплатились и пошли к выходу.

У края танцевальной площадки, небрежно придерживая одной рукой обвивавшую его Таню, вальяжно раскачивался Валерий Золотов, лжеадмиральский внук. Другой рукой он солидно помахал мне. Между пальцами торчала незажженная сигарета. Наверняка «Мальборо».