Принцип кентавра (СИ)

— О, вот как? Ну, желаю удачи, — с сомнением в голосе произнесла фрёкен Голл и окинула собеседника оценивающим взглядом. Рассматривая его примерно с минуту, она одобрительно кивнула головой и вернулась к работе над пейзажем.

Барбер почувствовал себя идиотом, вправду сказать, при общении с женщинами он зачастую себя чувствовал так. Немного помолчав, он решился задать вопрос фрёкен Голл.

— Фрёкен Голл, вы не поверите, но мне удалось встретиться с Борисом Казариным, — встретив удивлённый взгляд художницы, сообщил Барбер. — Мы очень продуктивно поработали, побеседовали о выставке «Лица и лики», и мне этот человек, поистине мэтр, показался очень интересным собеседником.

Фрёкен Голл презрительно фыркнула:

— Я-то о нём невысокого мнения. Хотя и не скрою, что мало его знаю. Этот Казарин такого туману о себе напустил… Приехал лет десять назад в Мюнхен, отрекомендовался русским диссидентом. Да никто и слыхом не слыхивал о таком диссиденте. По-немецки, правда, говорит отменно, да и на других языках тоже. Образован, полиглот, явно небедный…. Что ещё сказать? Живёт уединённо, с нашим братом-художником дружбы не водит. По крайней мере, я не знаю, чтобы у него кто-либо дома бывал… Инвалид-колясочник, сварливый и мизантроп. Вся его жизнь — это Лаура. Неразлучники.

— Значит, за ней никто не ухаживал из молодых парней? — ревниво осведомился Барбер.

— Нет, многие ухлёстывали. Да только она не принимает их ухаживаний. Посмотрит как-то высокомрно, так и охота пропадает за ней ухлёстывать. Других девчонок много. — фрёкен Голл резко повернулась к Барберу и спросила, глядя в упор, — вот объясните мне, чего вы в ней все находите?

— Она красивая, — неуверенным голосом сказал Барбер и покраснел, — и в ней есть какая-то загадка.

Фрёкен Голл разразилась неприятным смехом, да так, что на них стали оглядываться прохожие.

— Всей красоты — только и есть, что молодость. А загадка? Чую я, что загадка только в том, что живёт она со старым пердуном Казариным и крепко от него зависит.

Фрёккен Голл резко перестала хохотать и принялась рыться в коробке с красками. Хью Барбер некоторое время наблюдал за тем, как художница перебирала кисти, и, остановившись на самой тонкой, стала ставить микроскопические белые точки в углу картины. Это было так похоже на медицинские манипуляции, что Барбера даже передёрнуло, и он отвернулся. Немного помолчав, Барбер спросил у нее:

— Вы, похоже, недолюбливаете Лауру?

— С чего вы взяли, мистер Петерс? — удивилась фрёкен Голл, — мы с ней — подруги.

«Странное представление о дружбе», — подумал детектив. Его хорошее настроение улетучилось, но он не уходил.

— Знаешь, что я тебе скажу? — фрёкен Голл в упор посмотрела на Барбера. — Не такой ей нужен парень, как ты. Не молодой хлыщ и бездельник, что шатается туда-сюда. Девчонка — сирота, защитить её совсем некому. Судя по всему, у неё и нету— то никого, кроме старого пердуна Казарина. Я сроду не слышала от нее о каких — либо родственниках. Когда о матери спросила, то она сказала, чтота умерла давно, да и отец не то есть, не то нету. Одна она. Не знаю, куда социальные службы смотрят.

Барбер молчал, впитывая информацию.

— Что Казарин может? Старый хрыч он, — безапелляционно сообщила художница. — Одной рукой даёт миску с похлёбкой, а другой — поводок придерживает. И никуда Лауре от него не деться. Подчинил её себе полностью. Играет на её жалости, на её доброте. От неё только и слышно: «Борис то, Борис сё… Борису надо… Я и Борис…». Ненормально это.

Хью Барбер молчал, машинально и бездумно постукивая букетом по ноге.

— Ей нужен этакий рыцарь на белом коне. Который приедет и увезёт её в другую жизнь, — сделала безапелляционный вывод фрёкен Голл и стала яростно смешивать краски на палитре. — Рыцарь, а не хлыщ с амбициями и залакированным чубчиком. Да-да, это я о тебе говорю, мистер Петерс, прими к сведению бесплатный совет.