Принцип мести

– Я видел в его клетке человеческие кости. Ты никогда не задавался вопросом, куда делись тела скончавшихся на ринге в первые дни боев?

Его ужасное предположение было похоже на правду: как ни старались, мы не нашли следов тех несчастных, кого вынесли с арены колизея вперед ногами. Но обнаружили странную закономерность, которая, впрочем, ничего не объясняла – человеческие останки (если, конечно, это были они) упаковывались в черные пакеты и переправлялись на фуникулере в отель. Зачем? На этот вопрос никто из нас ответить не мог. Но, похоже, скорбный список жертв боев без правил был еще неполон, и в него мог попасть каждый из нас. Смерть – далеко не самое худшее, что ожидало участников поединков. Полное и окончательное забвение, двойная смерть – вот логическое завершение всего того ужаса, на который они, то есть все мы, себя обрекали.

Но это были только догадки – мы не располагали достоверными фактами, подтверждающими их; оставалось лишь ждать и надеяться, что все это примерещилось нам, оказавшись тяжелым, вводящим в соблазн глубокого уныния наваждением. Слишком страшна и невероятна была окружающая нас реальность, чтобы безоговорочно в нее поверить. Неизвестность множила кровавые миражи, и лишь самые прозорливые могли представить себе истинный масштаб предстоящих звериных забав, в которых главная роль принадлежала гомо сапиенс и лишь вспомогательная – обладателям острых зубов и когтей. Все чаще повторял Игнатий: «Не стало милосердных на земле, нет праведных между людьми; все строят ковы, чтобы проливать кровь; каждый ставит брату своему сеть»... Все реже проповедовал Духа Святого Илия.

* * *

Странно, что в Библии во всех подробностях запечатлено грехопадение и первое убийство – братоубийство, и хорошо известно, кто был виновником этих деяний, но ничего не говорится о первом предательстве, первом обмане или лжесвидетельстве, об отцеубийстве, инцесте и воровстве, о грабеже и насилии. И после Каина были первооткрыватели греха, нарушившие одну из заповедей и тем самым положившие начало нескончаемому ряду преступлений. История не сохранила имени того, кто первым совершил прелюбодеяние, но мне кажется, что это была женщина. И еще я почему-то уверен, что она была похожа на Валерию – медоносную пчелу, умеющую жалить с улыбкой на губах, в которой все – запретный плод, в которой даже мизинец порочен и сладострастен, поскольку способен расжигать плоть одним своим прикосновением и вытворять нечто такое, что распаляет воображение любого мужчины. Она явилась в колизей под именем Миледи в тот самый миг, когда уже готов был прозвучать гонг, обратив на себя внимание всех присутствующих дразнящим полупрозрачным одеянием, под которым без труда просматривалась божественная анатомия ее тела и тончайшая паутинка нижнего белья. Казалось, за ней волочится маслянистый шлейф похоти; что-то в высшей степени непристойное, как поза любви в отсутствие любовника, сопровождало ее появление. Она откровенно наслаждалась безграничной властью над самцами рода человеческого, повелевая их помыслами и эрекцией одним взглядом. «Я почти голая и почти твоя», – словно говорила она каждому из них, но за этим «почти» скрывалась такая непреодолимая пропасть, что у всякого, заглянувшего в нее, захватывало дух. Не знаю, заметила ли она меня и знала ли обо мне хоть что-нибудь в связи с моим участием в поединках, но ее появление было для меня очередным потрясением. Я ждал ее, но все равно был захвачен врасплох.

Миледи заняла место в VIP-ложе в непосредственной близости от арены, огороженной большой клеткой с барьером из сверхпрочного стекла, препятствующего проникновению вовне змей, варанов и прочей ядовито-кусачей нечисти. К клетке были подведены трубчато-решетчатые коридоры, через которые животные попадали на «ристалище». Отдельный вход был предусмотрен для людей и особо крупных животных. После того как монах ударил в пат ма джи, все взоры переместились из ложи в центр колизея. Участинки боев занимали два десятка мест в одном из секторов, и все до одного были на виду. Здесь же заседала судейская коллегия, производившая жеребьевку. Особую остроту предстоящим состязаниям придавало то, что никто из гладиаторов не знал, когда его вызовут в клетку и с кем ему придется сразиться. Выбор оружия, предлагаемого каждому из них, зависел от характера поединка, личных пристрастий и, конечно, самого зверя, его сильных и слабых сторон.