И тут откуда-то с верхних рядов колизея раздалась частая автоматная очередь. Под ногами Спокойного взвился золотой рой опилок. Он не спеша поднял голову и оглядел трибуну, откуда предположительно был открыт огонь. Затем стрельба началась отовсюду, со всех сторон: по периметру амфитеатра, заняв удобную позицию, расположились чеченские боевики и арабские наемники. Их предводитель, бряцая оружием, в сопровождении двух головорезов подошел к столику судейской коллегии и на ломаном английском объявил, что все, кто находится в колизее, взяты в заложники, а средства, вырученные от продажи билетов и игры на тотализаторе, будут изъяты и направлены на святое дело борьбы против неверных. Произнеся эту фразу, главарь банды приказал всем присутствующим пройти фильтрацию и сдать всю имеющуюся наличность, ценные вещи и драгоценности в «общую кассу». Подталкиваемая стволами, ошарашенная публика стала спускаться вниз – по секторам, в порядке живой очереди. Одного нувориша, пытавшегося защитить себя с помощью малогабаритного пистолета, пристрелили на месте. Он даже не успел снять оружие с предохранителя. После этого наглядного урока больше ни у кого не возникало желания возмутиться: покорные воле террористов, банкиры и предприниматели, авантюристы международного масштаба и дельцы теневого бизнеса безропотно давали себя обыскивать и, заметно облегченные, заходили в клетку, где был устроен «накопитель». Через эту унизительную процедуру прошли все без исключения, в том числе и женщины. Вместе с деньгами и ювелирными украшениями бандиты изымали кредитные карточки, часы, фотоаппараты, кинокамеры и мобильные телефоны, лишая таким образом пострадавших возможности связаться с внешним миром или запечатлеть лица террористов на фото и кинопленку. Прошел слух, что в отеле происходит то же самое: обслуживающий персонал и немногочисленные туристы, оставшиеся в номерах, также взяты в заложники. Стрельба, доносящаяся из монастыря, свидетельствовала о том, что бандиты расправляются с монахами. Ждать помощи было неоткуда.
Перед заходом солнца к пленникам, запертым в панкратионе, присоединились заложники, взятые в отеле, и несколько уцелевших монахов в рваной одежде, с синяками и в кровоподтеках. По-видимому, они пытались оказать сопротивление, но силы были слишком неравные. Среди нас не было только сая, настоятеля монастыря, которого, по словам очевидцев, террористы подвергли пыткам в пагоде.
На вопросы заложников, как долго их собираются продержать в клетке и какие выдвигаются требования, бандиты отвечали коротко: сколько надо, столько и продержат, а насчет всего остального их оповестят дополнительно. Вели они себя не слишком агрессивно, но при случае давали понять: замочить десяток-другой смутьянов им ничего не стоит.
Расталкивая тесно сгрудившихся людей, я пробился к Игнатию, которого в числе других привели из отеля.
– Пойдем. Нам нужно держаться вместе, поближе к выходу, – сказал я ему.
– Что происходит? – спросил Игнатий.
– Передел собственности. Им не понравилось, что их ставленник не пробился в финал.
Я не стал добавлять, что именно на их ставленника я возлагаю особые надежды – нас могли услышать.
Убедившись, что намерения террористов серьезны, заложники стали устраиваться в клетке на ночлег. Места было мало, поэтому люди сидели скученно, прямо на опилках. Самые удачливые прислонились спиной к ограждению. Тем же, кому притулиться и вытянуть ноги было негде, пришлось стоять посреди панкратиона. В туалет выводили по двое, невзирая на пол, возраст и степень состоятельности, и вынуждая справлять естественные надобности под неусыпным оком охранника. Спать можно было только посменно. Все это напоминало мне кондовую российскую тюрягу, в которой на каждого человека приходится по полнасеста. Благо над головой у нас было открытое небо.
Даша не отходила от меня ни на шаг. Одетая в бикини-топлес, она дрожала от холода. Мне пришлось снять с себя куртку с эмблемой РХБЗ, чтобы укрыть ее.
– Что с нами будет? – поднимая ко мне свое заплаканное личико (при лунном свете оно напоминало покрытое росой зеркало), испуганно лепетала она.
– Ничего плохого с нами не случится, – успокаивал я ее, хотя вовсе не был уверен в этом.
Ближе к полуночи подтвердились мои худшие опасения. Террористы выставили условие: до тех пор, пока им не сообщат о местонахождении казны (очевидно, они имели в виду деньги, предназначенные для выплаты премиальных и сборы от предыдущих поединков), они будут расстреливать через каждые два часа по пять человек. О воде и пище лучше забыть вообще. Отобрав из толпы пятерых монахов, они увели их в монастырь, откуда тотчас раздались выстрелы. Вскоре стрельба стихла. Мы получили двухчасовую передышку.
– Надо что-то делать, – сказал Игнатий. – Негоже ждать, когда нас всех перебьют здесь, как куропаток.
– Надо. А что?