Принцип нечётности тапка

— Злой ты, — проскрипел хитином Творог, — нет, чтобы помочь другу перевернуть тапок пирогом вверх.

— Ладно, так и быть, пойдём переворачивать, а то резьба по сыру мне порядком надоела, — сжалился он над тараканом.

— А может, дашь кусочек ниточки сырненькой всё-таки? — Творог с надеждой посмотрел на Мыша.

Но тот жадничал:

— Аппетит перебьёшь, пошли тапок переворачивать.

Они выползли из норы и осторожно подкрались к люльке. Забава опять с упоением слушала рассказ вернувшегося из кухни Шелега.

— Интересно, о чём он им рассказывает? — спросил Творог.

— Давай подслушаем, — предложил Мыш, и они заползли под люльку.

— Семейная жизнь, — вещал Шелег, — это изнуряющий процесс взаимодействия особей противоположного пола. Ты когда-нибудь задумывался о значении выражений "супружеский долг" или "стерпится-слюбится", а, Малыш? Они отражают неприглядную картину межсупружеских отношений. Убойная сила этих слов поражает, как гарпун, пущенный могучей рукой китобоя.

— Поражает, поражает, как гарпун, — повторяла Забава и гладила спину Шелега.

Мыша и Творога рассказ про гарпун не заинтересовал.

— Я про рыб не люблю. Вот если бы он про млекопитающих рассказывал — тогда — да, а про китов мне не интересно.

— Киты — вовсе не рыбы, — сказал Творог.

— А кто они, птицы что ли? — ухмыльнулся Мыш. — Если у животного есть рыбий хвост, но нет ни хитина, ни шерсти, то это животное — рыба. Тебе понятно?

Творог как-то по радио слышал, как учёный два раза повторил, что киты — это самые крупные млекопитающие на Земле. Поэтому таракан не мог принять на веру сказанное Мышом, но он не стал спорить и уклончиво сказал: "Понятно. Киты — это самые большие не насекомые, живущие на Земле".

Ладно, пошли быстрей, — поторопил Таракана Мыш. — Надо успеть — летаргическое оцепенение рано или поздно заканчивается, и тогда… тогда он сползает в тапки.

Они вылезли из-под люльки и пошли в Комнату Смеха — так Шелег называл спальню Заждана и Забавы.

Заждан лежал на животе и звучно храпел.

— Вот он, правый, — сказал Творог, показывая усом на тапок. — Правый тапок отличается от левого тем, что, когда его надевают на левую ногу, жмут пальцы правой ноги.

— Думаю, что, левой, всё-таки, — поправил Таракана Мыш. — И вообще, ты об этом знать не можешь, у тебя пальцев нет.

— Пальцев нет, но есть умение приходить к неожиданно верным заключениям. Ты лицо Заждана, или что там у него по утрам, видел? Он часто тапки путает, поэтому до обеда перекошенным бродит. Вот он кстати — правый. Видишь, какой под ним жирный кусище натоптан?

— Не мог рядом поставить, засунул под левый, теперь вытаскивай его, напрягайся, — недовольно причитал Мыш.

— Он как диван видит, сразу, как подкошенный, падает. Тапки уже потом с него сваливаются, — пояснил Творог.

— Какая мне разница, что с него сваливается? Разорвал бы, если бы был размером ну хотя бы с мелкую рысь, — злобно проворчал Мыш, кося глазом на Заждана. Он оттащил тапок на середину комнаты, и обессиленный упал на ковёр лапами вверх.

— Оттащить — это лишь полдела, надо ещё перевернуть, — сказал Творог.

— Сами мы этого сделать не сможем, надо Шелега звать, — ответил Мыш.

Они вышли из Комнаты Смеха, снова забрались под люльку и стали ждать, пока кот закончит рассказ.

— И тогда жизнь, заклаустрофобированная пространством малогабаритной квартиры, превращается в фантасмагорическую рутину, с зачастую несчастливым концом, — вещал тот, распушившись подшёрстком и выгнув спину. — А ревность, ревность, Малыш, это болезнь, страшная болезнь, она убивает чувства, а иногда и не только их. Вот Мавр, темпераментный южный мужчина средних лет, ведомый не лучшим в себе, преднамеренно прекратил поступление кислорода в организм, любящий его жены. Я тебе рассказывал, что и рыбам, и млекопитающим кислород жизненно необходим. Поэтому, прекратив доступ в организм живительного газа, он стал невольной причиной остановки в женщине процессов жизнедеятельности. Если бы я родился Мавром, то повёл бы себя по отношению к ней, как толерантный индивидуум склонный к компромиссам. Я надеюсь, что ты, Малыш, мне веришь?

— Верю, верю, — шептала Забава и гладила кота.

— Шелег, Шелег, — громогласно пищал Творог из-под люльки.

Но Шелег его не слышал. Кот не умел слушать и говорить одновременно.

— Это может продолжаться часами, надо отвлечь его болью, — Мыш залез на поручень детской кроватки, и изуродованным жизнью прикусом впился Коту в кончик хвоста, до хруста сжав челюсти. У Творога зачесался хитин, он съежился от чужой боли.