— Не бойся, параноик, всё по сценарию, низы ещё могут, хоть верхи, похоже, уже не хотят, — сказал Шелег, посмотрев на Творога.
Творог беспокойно елозил лапами по мнимой плоскости. Он пытался забраться на спасительную ручку уходящей швабры. Таракан хитином чуял, что это — его последний шанс. Превозмогая силу гравитации, он вскочил на ручку и пополз к Заждану. Истошно закричала Забава. Она панически боялась насекомых.
— Тараканы атакуют с воздуха! — заорал Заждан. — Сговорилась живность! Сейчас всех повывожу! А ты не надейся на гуманную инъекцию, ты её не заслужил, — повернулся он к Шелегу. — Зачем тратиться на ветеринара? Мыло, верёвка, две минуты истерического мяуканья, потешные конвульсии и набьём тебя опилками. Будешь, вместе со мной без воплей смотреть в телевизор. Я тебя мордой к экрану поставлю! Понял, болельщик?
Заждан намыливал многофункциональную верёвку, на которой Забава иногда сушила бельё.
— Я теряюсь в догадках, это он для меня мылит или сам пробовать будет, как думаешь? — но Мыш не ответил и Шелег продолжил. — Неустойчивая в психическом отношении особь. Никогда не знаешь, с какой целью мылит канат. Слушай, а может его сдать, ну… позвонить в службу спасения и сказать, что он лишает своё тело жизни?
— Рационально придумано! Съест прощальный обед в семье и отправится в приют, — согласился Мыш.
Забава, будто услышав Мыша, позвала Заждана обедать. Шелег уселся на люльку и мечтательно промурлыкал Малышу:
— Твоего биологического отца скоро увезут в приют. Ему там будет хорошо, лучше, чем здесь, с нами. О нём будут заботиться, кормить с ложечки, гладить по голове. Ты же любишь, когда тебя гладят, Малыш? Он тоже любит, но недополучает этого в семье. А там им будут заниматься специально обученные люди, люди, знающие, как доставить радость. Они будут рассказывать ему сказки, не такие, как я. Мои сказки ему не нравятся. А от их сказок он будет плакать, смеяться, в восторге подбрасывать больничный колпак. В твоей жизни уход отца мало что изменит, он ведь не рассказывает тебе сказки. Другое дело если бы вдруг не стало меня. Малыш, хочу открыть тебе тайну: если бы я не был Котом, твоя мать, несомненно, ушла бы от него ко мне. Ты бы тогда стал мне приёмным сыном. Но, на твоё несчастье, этого не произойдет. В обществе так много абсурдных ограничений. Могу тебя уверить, Малыш, что ни один работник ЗАГСА не пойдёт на то, чтобы в анкете твоей матери в графе имя и фамилия мужа записать "Кот Шелег". А звучит, кстати, очень благородно — Кот Шелег.
— Ты уже позвонил в службу спасения? — спросил Мыш.
— Пока нет, заговорился тут с Малышом, — и Шелег набрал номер.
— Здравствуйте, — сказал кот диспетчеру, пытаясь придать голосу паническую нервозность, — Да, повторно, он опять намылил канат. Если вы срочно не приедете, его скоро может с нами не стать. Только, пожалуйста, не присылайте пожарных, он боится огня и предпочитает повешение сожжению. Говорит Забава Шницельфильд. Да жена, уже пятнадцать лет с ним, как по острию ножа. Приходишь с работы и сразу — в ванную, в надежде на худшее! Разве так можно жить?! Вот и сейчас — рецидив, приезжайте скорей, он уже… уже…
Шелег вошёл в роль и стал в истерике рвать когтями шнур, потом отскочил от телефона и добродушно промурлыкал Малышу:
— Скоро за твоим биологическим отцом приедут. Ты увидишь много лиц незнакомых людей. Эти люди никогда раньше не приходили к нам в дом, и, я надеюсь, больше не придут, это одноразовые люди, люди-памперсы.
Заждан лежал на диване с полузакрытыми глазами сосредоточившись на процессе переваривания куриных котлет.
— Смотри, как безмятежно люстру созерцает, — обратился Шелег к Мышу. — Но ждать осталось недолго, скоро люстра сменится для него вытянутыми неоновыми лампами, а классический набор нижнего белья — белой пижамой.
— Слушай, а давай, пока машину ждём, поиграем в кошки-мышки, ну чтобы время помучить, — предложил Мыш.
— Давай, а как в нас играют? — поинтересовался Шелег.
— Да очень просто. Ты идёшь в кухню за куском сыра, а я притворяюсь неживым, ну, как тогда, помнишь? Ты подходишь ко мне и говоришь: «Бедная, бедная мышка, ещё десять минут назад бегала задорная, скакала, как оводом ужаленная, а сейчас падаль падалью». Потом расстилаешь сыр на полу и перекладываешь меня на кусок.
— Ну, расстелю я сыр, ну положу тебя, а дальше что?
— А дальше, ты демонстративно отвернешься, и будешь считать до тысячи, только глаза свои кошачьи не открывай. Если будешь считать медленно, я успею вместе с сыром спрятаться в дыру за стенкой и буду там его с аппетитом пожирать.
— А я, что в это время буду делать я?
— Ты будешь ходить по квартире, с задором запрыгивать на холодильник, залезать под диван и приговаривать: «Ай, хвостатый, вот да мышин сын, спрятался, как в лампу древний джин». Вот такая интересная игра в кошки-мышки.
— А кто в эту игру побеждает?