— Никто не побеждает, это игра не имеет целью насладиться проигрышем друга. Это игра для тех, кто хочет с интересом провести время, а не потешить своё звериное эго. Я уверен, что ты не из тех, кто получает удовольствие от превосходства над другими, — пафосно заявил Мыш.
— Не из них, — согласился кот. — Но лучше я пойду к Малышу сказки добрые рассказывать, не обижайся, ладно?
— Я не обижаюсь, просто хотелось время с пользой провести, пока машину ждём.
Шелег вскочил на спинку люльки и пощекотал нос Малыша кончиком хвоста. Тот раскрыл глазищи и засмеялся.
— Ты знаешь, Малыш, сколько сказок рассказано про великих котов? И представить не можешь. А ещё больше не рассказано. Есть сказки добрые, а есть злые, некотолюбивые. Вот, к примеру, садистская сказка об унижении говорящего кота, зверя тонкой душевной организации, привязыванием цепью к дереву. Твоему биологическому отцу эта история нравится. Ты не мог не заметить, как он недвусмысленно смотрит на меня, когда вертит цепочку от часов. Но его скоро заберут от нас. Я уже вызвал перевозчиков, — Шелег выгнул спину.
— Почему всё не приезжают, уже полчаса прошло, — недоумевал Кот. — . Если не приедут через двадцать минут, опять позвоню в диспетчерскую голосом твоей матери и скажу без истерических ноток: «Он уже висит. Теперь его может спасти только чудо. И вы это чудо нам подарите. У него кроме меня, вдовы, остался ещё маленький ребёнок, ребёнок-сирота. Повешенный должен быть вынут из петли, вынут ради ребенка. Если вы воспитывались в детском доме, если ваши родители умерли задолго до вашего появления на свет, то вы обязаны меня понять». Потом я зарыдаю, зарыдаю так, что твой биологический отец, Малыш, перевернётся на живот. Я уверен, что диспетчер расчувствуется, и реаниматоры в халатах с сетью незамедлительно приедут. А пока у нас есть двадцать минут для сказки. Итак, о чём мы с тобой вели захватывающий монолог? Да, конечно, о жестокой участи кота, кота-интеллигента. О судьбе одарённой, незаурядной личности, посаженной обществом на цепь. О соотношении свободы и необходимости, необходимости быть понятым. А я… я бы сорвал с себя цепь, порвал бы её на звенья и… русалку бы эту, когтями её, чешую с неё вон, — Шелег ощетинился и зашипел. — Посадить на цепь, как собаку, а сверху, в насмешку, девку эту с рыбьим хвостом, цинично и подло.
Малыш спал, подложив кулачок под правую щёку.
— Общепринятое заблуждение, что во сне мы не слышим звуков. Если спящему много раз шептать одно и то же слово, то он, когда проснётся, будет его помнить. Я не буду читать тебе во сне эту злую сказку, чтобы ты не посадил меня на цепь, когда вырастешь. Мы изменим сюжет, сделаем сказку доброй и жизнеутверждающей, захеппуем её в энд! — Шелег задумался и принялся тихо мурлыкать ямбом, сбиваясь на хорей. — У лукоморья дуб зелёный… зелёное дерево можно оставить, златая цепь… тоже можно не убирать, но надо исключить возможность обвивания ею шеи кота-интеллигента.
Малыш перевернулся на другой бок, демонстрируя солидарность с котом.
— Надо поменять третью строчку, — и Кот шёпотом, чтобы не разбудить Малыша, продекламировал: