Принцип нечётности тапка

— Я хочу знать, кто вам сообщил, — не умолкал Заждан, — я нахожусь в пограничном состоянии уже много лет, так почему именно сегодня? Кто назначил мой уход на 8 марта, кстати, сегодня Женский день, а я ещё не купил своей вдове цветы, прекратите колоть меня в лицо, я не заказывал акупунктуру! Забава, зачем ты вызвала их, неужели ты не могла иначе? Женщина в счастливом браке может пойти на многое, но ты!.. Ты перешла границу!

— Я не звонила, — шептала, всхлипывая, Забава.

— А кто, кто тогда позвонил? — Он перевёл взгляд на ухмыляющегося Шелега. — Это он, точно он! Забава, ты можешь исполнить первое посмертное желание бывшего мужа?

— Конечно, милый, — ответила, продолжая всхлипывать, вдова.

— Принеси из комнаты Малыша новый топор с красной ручкой, я им ещё ничего не рубил, ни деревца, посаженного вражьей рукой, ни… — и он опять посмотрел на Шелега.

— Хочет забрать меня с собой, — шепнул Шелег Мышу. — в Египте в эпоху Тутанхамона фараоны забирали в гробницы самых любимых животных.

— Я очень польщен, — вежливо сказал он Заждану, — но кто будет рассказывать Малышу сказки?

— Забава, неси топор, быстрей неси, а то уйдёт, — вопил Заждан.

Санитары слушали безучастно.

— Дайте мне подготовиться, привести себя в порядок, Мне нужен костюм, я не могу отправляться в последний путь в трусах и одном тапке. Второй — вон там под потолком котом висит, будет правильней сказать из-за кота потому, что кот пока не висит. Жуткое животное, должен я вам сказать. Нарочно не говорит по-человечески, играет бессловесную тварь, — и он кивнул в сторону Шелега. — Представьте, он моему сыну сказки про аннигиляцию и ядерный распад рассказывает. И что из него вырастет? Нет, не из кота, кот взрослый, я про сироту, — обратился Заждан к санитару. — Я уверен, что вам в детстве не рассказывали такие сказки, — продолжил он, — иначе бы вы не стали тем, кем являетесь — санитаром, и не простым санитаром, а санитаром-могильщиком. На вас обществом возложена ответственность, которую не возложили бы на неуравновешенного медработника с неустойчивой психикой.

Шелег спрыгнул со стула, подошёл к санитару, и потёрся о его ногу, преданно урча.

— Хороший, — сказал тот, поглаживая зверя. — У меня тоже был кот, он, правда, потом пропал. Ты чем-то на него похож — и лап у тебя четыре, и хвост, и спина, и два глаза, ну вылитый он. Тебя здесь не любят, особенно этот, повешенный, — и санитар кивнул в сторону Заждана.

— Всё сместилось в доме Иплонских! — заорал тот. — Всё поставлено с головы на четыре лапы! Я не хочу жить в этом мире кривых зеркал! В мире, в котором лживые коты подавляют гуманоидов! Забава, где мой новый топор, где ты, где вы с топором, наконец, я не могу больше ждать! Я не хочу больше жить! — вопил Заждан.

— А ты и не живёшь. Раз был вызов, тебя уже нет с нами, повесился ты, — сказал санитар. — Видишь, в протоколе записано: “Температура повешенного в момент замера была равна 35 градусам по Цельсию. Насильственная смерть явилась следствием тяжёлого эмоционального состояния трупа, вызванного хроническим алкоголизмом”.

— Я не пью! — истошно заорал Заждан, даже в праздники, даже на Новый Год, ни водки с пивом, ни портвейна с коньяком, как все! Я с бокалом шампанского под бой курантов засыпаю у телевизора! Знаете, какие передачи на Новый год после поздравления президента интересные бывают, а я…, я их никогда не видел, и теперь не увижу уже, — и по его небритой щеке стекла слеза.

В комнату вошла растерянная Забава. В одной руке она держала мокрый от слёз платок, в другой не держала топор. Женщина опустилась на стул и заплакала. Шелег запрыгнул ей на коленки, скорбно опустил вниз хвост и в блаженстве закрыл глаза.

— Забава, где топор, неужели не нашла? — спросил, теряя надежду, Заждан.

— Нет, не нашла, — соврала она и, чтобы скрыть лживое выражение глаз, быстро прикрыла их платком.

— Как же это, этого не может быть. Я помню, как сам положил его остриём к стенке. Ручка красная литая, не топор, а гильотина, произведение искусства.

Шелег лизнул Забаву в мочку уха и нежно прошептал: “Я люблю тебя, люблю искренне, но платонически”. Забава улыбнулась в ответ и погладила Шелега.

— Вы видите, он ей шепчет на ухо, и она улыбается. Вы думаете, что он по-кошачьи мурлычет, — обратился Заждан к санитарам. — Вы полагаете, что моя жена — дурочка, умалишённая? Вовсе нет! Она — нормальная среднестатистическая женщина, такая же, как все, ничего выдающегося.

Забава опять заплакала.

— Скоро его увезут, и ты никогда больше не будешь плакать, — шептал Шелег.