Принцип неопределенности

Я обрадовался столь щедрому предложению призрака. Хотя его предложение могло иметь и подвох; я не имел никакого представления, что ждет меня на выходе из гробницы. Он же в свою очередь все также неторопливо развернулся и степенно пошел по коридору. Я заковылял следом, громыхая бронесапогами по каменному полу гробницы.

– Ты сейчас думаешь о том, зачем я тебе помогаю. Не отвечай, в этом нет необходимости, — все также без выражения, не оборачиваясь, сказал он. — В этом нет секрета или великой тайны. Я хотел поговорить с тобой, но сейчас с тобой говорить не о чем. Когда ты решишь, что тебе есть, что спросить и есть, что сказать, ты всегда сможешь вернуться. Но сначала ты должен уйти.

Мы дошли до конца коридора, в котором располагались, судя по всему, самые древние захоронения. Он остановился и сделал небрежный жест рукой. Внушительная каменная плита, преграждавшая выход из склепа, медленно с неожиданно тихим шорохом отъехала в сторону. Он также отошёл в сторону, освобождая путь наружу. Через открывшийся проём пробивался свет с поверхности — теперь мрак усыпальницы разгонял не только горящий клинок. Только сейчас я заметил, что фигура призрака пропускала свет.

Я, подойдя поближе, отключил меч и протянул ему рукоять обеими руками. Он молча взял его также двумя руками и повесил его себе на пояс. Затем он посмотрел мне на сапоги. Тут-то я и заметил, что сапог на нём не было,а нескольких зубов недоставало. Я сглотнул.

– Сапоги мне ещё нужны, — тихо и как-то неубедительно сказал я.

– Значит рычаг и факел тебе уже не нужны, — весело заметил он. Сит впервые расхохотался.

– Мне нужна одежда, — и твой мотоцикл, чуть не добавил я. У меня уже не было сил перепираться, а голова все еще безумно раскалывалась. Как от удара молотком. — Ботинки в том числе.

Он закончил хохотать, замечу: в конкурсе на самый злодейский смех ему грозило явно не последнее место. Я уже было собрался пожалеть о своей наглости, когда он вновь удивил меня.

– Там, почти перед самым выходом, сможешь одолжить у одного неудачника, — слово «одолжить» он странно выделил.

– Идёт, — я снял и отдал ему обувь.

– Да пребудет с тобой воля. Всегда. — напутствовал он меня.

Я остолбенело смотрел в спину удаляющейся во тьму фигуре. Границы фигуры размывались, растворяясь во мраке усыпальницы до тех пор, пока он и вовсе не исчез из виду.

Я пошел, касаясь босыми пятками шершавого и прохладного камня. Ветер заносил воздух с поверхности. Там, в отличие от древней гробницы, было жарко. Очень жарко.

Идя в полумраке по коротенькому коридору, ведущему на поверхность, я запнулся об неудачника, о котором говорил «Йорик». Теперь из-за него у меня была еще и зудящая ссадина на колене, будь прокляты его гнилые кости!

Сюда проникало достаточно света, чтобы изучить его останки. От него остался один скелет, однако остатки кожи всё ещё обтягивали его уродливый яйцеподобный череп. Взгляд мой задержался на уставившихся в никуда темных, удивительно круглых, провалах глазниц. Ниже глазниц носа не было вовсе. Он пролежал тут намного меньше, чем мой знакомый призрак, и не истлел окончательно. В затылке зияла неровная дыра, около него валялся внушительный вороненый пистолет. Его судьба была очевидна — он свел с помощью пушки счеты с жизнью. Был он тут замурован и умирал от жажды, или его довели до безумия здешние потусторонние обитатели — было неясно.

При жизни он носил куртку, штаны и хитрозашнурованные тяжёлые ботинки. Рядом было разбросанно немало предметов, о назначении некоторых можно было только догадываться. Сохранность одежды поражала. Впрочем, как утверждают экологи, изделия из пластмасс разлагаются столетиями. Хоть какая-то польза от этого факта.

Я начал брезгливо освобождать высохший и самомумифицировавшийся на жаре труп от одежды, борясь с тошнотой и отвращением. Пугала возможность подцепить неизвестное заболевание от контакта с не до конца разложившимся трупом. Воистину, самые страшные книги на земле — медицинские справочники.

Я очистил одежду с помощью песка, недостатка в котором не было - его тут были целые горы. Надел ботинки, штаны и курку. Ботинки пришлись впору, штаны и куртка болтались на мне, как на огородном пугале. Затем застегнул пояс с кобурой, на котором было немало и других предметов. Меня уже можно было смело назвать мародером со стажем.