Принцип неопределенности

Я испытал шок, когда услышал, что Ивендо собирался садиться на поверхности планеты. «Счастливая шлюха» несла на борту парочку ракетных пусковых, скалилась двумя несоразмерно массивными для такого корабля как наш, турболазерами; щетинилась тремя плазменных турелями и была оснащена захватом для абордажа. А вот не оснащена она была спасательной капсулой, транспондером, необходимым для движения по общеупотребительным воздушным линиям, и иными необходимыми для безопасности предметами. Первой мыслью было то, что корабль военный. Но и это было не так. В прошлой жизни корабль был пиратом, наводя ужас на торговцев внешнего кольца. Сейчас по своим боевым возможностям он был таким же инвалидом, как и лейтенант. Он видел многое и был достаточно вооружен, но старость брала свое, а важные части организма были заменены протезами. Пока я копался в его требухе, я и сам замечал уродливые заплаты на пробоинах, оставленных в корпусе плазмой и пучками высокоскоростных частиц. Корабль имел порт приписки «Рилот» и был зарегистрирован в Республиканском реестре кораблей, но не имел официального заключения о техобследовании. И в глазах портовых служащих это приравнивало нас к полуразвалившемуся тысячелетнему мусоровозу, всё еще чудом бороздившему просторы вселенной. Разрешение же посадить Счастливую шлюху на поверхность республиканских миров можно было получить только чудом. Но оно свершилось — мы садились в Кореллии.

В мою каморку заглянул Травер.

– Собирайся на выход и оденься поприличнее. Бластеры с собой не бери только, остальное колюще-режущее оставь. Там прохладно. Осень, — сказал он.

Я надел рубашку с курткой-плащом. У неё был и капюшон, но мне никогда не нравилось ходить с мешком на голове. В черных очках и с саблей за поясом я смотрелся героем «матрицы». Или придурком. Легкий смертоносный клинок вкладывался в ножны единственным лезвием к себе, как казачья шашка или традиционный японский меч, хотя я бы не стал называть эту саблю аналогом длинного меча, каким была катана. Из-за массы и центра тяжести. В моих руках это оружие и вовсе было невесомым, как перышко.

– Смахиваешь на персонажа голофильма про контрабандистов, — угорал с меня Фарланд. — Ты одел несочетаемое: куртку межзвездного бродяги, военные брюки и парадную рубашку с туфлями.

– Ты смотришься не лучше, — прокомментировал я его цветастый хаос. В нём преобладали синий, фиолетовый и зелёный . На мой взгляд, цвет моей обуви сочетался с курткой. Это было достаточным признаком стиля.

– Последний писк Корусантской моды, — гордо сказал он. — Аккуратно подобранные сочетания цветов этого сезона.

Я засмеялся. Мода в городе с таким населением не могла быть единообразна. Но с самовыражением у жителей были проблемы, если они были вынуждены изображать волнистых попугайчиков.

– Я надеюсь, не все ее придерживаются ̶ у меня рябит в глазах от одного тебя, — он был одет самым несуразным образом, каким я только видел в жизни.– Ты не взял оружия?

– Я смотрю, Олег, ты уже заразился от Ивендо с Травером пагубной привычкой таскать с собой целый арсенал. Если законы Кореллии позволяют носить открыто холодное и шоковое оружие, это не говорит о том, что ты должен взять с собой силовую пику, — Фарланд изобразил человека с копьем наперевес. Выглядел он комично.

— На моей родине люди сочли бы, что на тебе костюм шута. Или клоуна, — заметил я без выражения.

– Не вижу ничего оскорбительного, — он пожал плечами.

– Проверить снаряжение. Мы выдвигаемся, — прохромал мимо лейтенант. Он вновь был при параде.

– Так точно, сэр! — встал по стойке «смирно» Фарланд. — Театр потерял актера, но как кок, он мне нравился больше.

Мы спустились по трапу в крытый, тесный для корабля ангар. Перекрытия нависали почти прямо над верхней точкой корабля. Нас встречал худощавый человек с короткой козлиной бородой. Он смотрел на нас через очки с прямоугольными линзами в тяжелой оправе, к дужкам которых была прицеплена камера и ещё какое-то барахло. Линзы были почти квадратными, острые их углы словно бы говорили: «это не для красоты». Он или имел ярко-зеленые глаза, или такой эффект создавали окрашенные в травянистый оттенок линзы. На нём был костюм, напоминавший стандартную тройку, но со стоячим воротником. Нетривиальный тип. Впрочем, охарактеризовать его можно было куда более кратко - он имел дела с Травером.

– Ивендо! Здравствуй! Я уже думал, что ты ушел на покой, — радостно поприветствовал он лейтенанта.

– Сольвин, — кивнул он ему, пожимая руку, — и тебе того же. Рано хоронишь. — Он обернулся к нам, — Знакомьтесь. Это инженер, установивший на нашей птичке новые двигатели и починивший гиперпривод со щитом. Взамен… вышедших из строя.

– И не дорого взял, — отметил Травер.

– Ваш морской огурец потребовал специальных подходов. Я до этого к пузырям Мон-Каламари не прикасался, — он обратился к капитану. — Как двигатели, не подводят?

– Тяга и удельный импульс соответствуют ресурсу. У меня к работе претензий нет, — ответил капитан.