Мы обнялись на прощание, но скорее автоматически. Я еле добралась домой, и чуть было не выблевала свои кишки. Лежа на полу в ванной с закрытыми глазами, я ощутила ужасающее одиночество. Больше не оставалось на белом свете никого, за кого я могла бы подержаться. Только выдуманная подружка Алиса, да и та скоро выскочит замуж за какого-то толстосума. Ну и дура.
– Сама дура.
Голос был совсем рядом. Как если бы человек сидел меньше чем в полуметре от меня. Я не открывала глаза. Какого чёрта она тут делает?
– Ну ничего себе. Нормально вообще? Я типа девушка твоя.
Спокойно. Это же Алиса, которую я придумала. Она меня не обидит. Ей не на что меня злиться, так ведь?
– Ваще не так. Я дико злюсь. Ты ни хрена не делаешь для меня. Тебе вообще по ходу пофиг, есть я или нет.
Ха. Ха. Есть она или нет. То есть я ещё ей что-то должна? Цветы там, романтику?
– Ты должна хоть что-то делать! А ты типа смирилась, что вот, не судьба. Сдалась, как слабачка. Говорила, что любишь, а сама жопу поднять не хочешь ради меня!
Типа чего? Выдумать заодно её родителей, а потом позвонить им и всё объяснить? Я люблю вашу выдуманную дочь, не выдавайте её замуж?
– Ну что за бред, Марин? Ты вообще нормальная?
Не думаю, нет.
– Они тебя слушать не станут. Ты должна придумать, как нам сбежать или типа того.
Охренеть. Куда, в Нарнию, что ли? Алис, ты соображаешь? Тебе 18, блин, нет. И потом, ты сама, кажется, обещала сестре и всё такое. Это ты решила, что замуж выйдешь всё равно.
– Ну ты могла бы за меня побороться.
А нафига?
– Потому что любишь.
И что?
– Да, блин, ничего. Всё, ты меня достала.
Так, меня воображаемая девушка сейчас типа отшивает, да?
– Считай, что так. Сдохнешь ты, короче, одна. Ни хрена ты не любишь, ни хрена тебе не надо.
Я типа виновата, что ли?
– А кто виноват?
Блин.
Меня снова затошнило, и я еле успела нагнуться над унитазом. Когда приступ закончился, я открыла глаза. Я была абсолютно одна.
***
Той ночью мне снова снился сон с лианами. Только цветов в этот раз не было. Вернее, они были, но появившиеся бутоны не успели распуститься – они сразу же завяли и превратились в жухлые коричневые плоды. Лианы вокруг уже не были сочно-зелёными, а походили скорее на полусгнившие водоросли, бурые и скользкие, но в то же время поразительно крепкие. Пока они не начали лезть мне в горло, я пыталась звать на помощь, но голос не слушался.
Вдруг что-то в сне пошло не по плану. Кто-то гладил меня по голове. Я подняла глаза, это был Ватсон.
– Дура ты, Марина. Дура. Сама виновата.
Ватсон. Как живой!
– В чём, Вань, в чём я виновата? – веки набрякли горячим железом, из глаз полился раскалённый свинец. – Что заболела? Что меня бросили все? Что я не нужна никому?
– Не в том. Ты же первая всё бросила.
– Когда?
– Не дури. Ты же жить осталась.
– Ты мне типа жить завещаешь? Ни хрена себе. А ничего, что у меня типа тоже рак?
– Нет у тебя рака. Ты просто жить не хочешь.
– Скажи это моему врачу. Ватсон, блин, это же элементарно!
Гнилые лианы, которые до этого только удерживали меня неподвижно, начали оплетать моё горло, сжимаясь.
– Молчи, – Ватсон вдруг перестал казаться живым. А стал похож на ту восковую копию себя в гробу. Я слышала его голос, но губы не шевелились. – Молчи. Ты виновата. В том. Что отрицаешь. Жизнь.
Он провёл рукой по моим глазам, опуская мне веки. Я умерла.
***
Я проснулась, за окном уже светало. Акварельный апрельский рассвет. Ресницы были ещё мокрыми от слёз кошмара, но глаза умылись и видели ясно. Руки тряслись, через кожу просвечивали зелёно-синие провода вен. Сетка запекшихся порезов украшала меня как клинопись последних лет.
Что со мной было? Не знаю. Я потеряла себя в своей же жизни. Где там я, где моя болезнь, где голоса? Я настоящая – только один из осколков в калейдоскопе того человека, которого знают все. Мог ли кто-то разглядеть именно меня в этих бесконечно перескакивающих узорах поведения?
Мне захотелось разбить этот витраж, вырваться из него отдельной единицей, не складываясь больше в ненужные мне картины чужого бытия. Мне захотелось выбраться. Внезапно мой сон стал понятен. Жизнь, которая хоронила меня за нежелание жить. Не давала ни притронуться к цветам, ни встать, ни вдохнуть. Я виновата, что и не хотела дышать.
Впервые за долгое время мне захотелось жить. Нет, не то чтобы я вдруг резко полюбила мир вокруг. Но я решила, что буду просто выживать изо всех сил. Пусть одна. Пусть зря. Пусть.
Глава 14. Ната
Наш с Олей 11 класс был крышесносным. Мы учились в параллельных классах, и на уроках отпрашивались в туалет – целоваться. Учителя нас отпускали без задней мысли, хотя вся школа знала, что мы встречаемся. Но никто не удивлялся.
Немного удивительно было мне. Что всё было так естественно между нами. Я только на секунду задумалась о том, что видимо, это не просто детская игра, а моя жизнь. Мне не казалось это ни страшным, ни странным – любить девушку. И никого вокруг это тоже не заботило. Мы с Олей были максимально счастливы. Совместные походы в кино, на выставки, поездки. Была такая строчка в песне: «Мы срослись плавниками». Всё было до дрожи прекрасно.