Принцип Нильса Б.

Следующий их шаг был неожиданным. Однажды в прихожке меня встретил Грей — трехмесячный щенок ризеншнауцера — на высоких мосластых лапах и с шевелящимся обрубком хвоста. Это было что-то! Я стал ходить с ним на прогулки, за покупками в магазин, ездить в клуб на дрессировку, посещать для прививок ветеринара — внешне стал вроде занят, но вот в душе, в душе-то было так же одиноко. Я гулял с Греем, и как мне хотелось к ребятам, которые гоняли мяч в хоккейной коробке, носились стайками на великах или просто бегали по игровой площадке меж качелей, домиков на курьих ножках, беседок, горок и деревянных истуканов! Мне пару раз махали одноклассники, но, видя меж них моих обидчиков, я не решался — может, и зря. А в школе пару раз предлагали сыграть на фишки в «камень, ножницы, бумагу…», но фишек у меня не было, а когда появились, уже не подходили. И уже не брали в «четыре угла», в «сто один», а сам навязываться не мог.

Может быть, со временем все бы и образовалось: ко мне бы привыкли, я бы стал смелее и решительнее, появились бы друзья, — но мне хотелось всего именно сейчас. Я любил компании и прежде у меня было много друзей; меня знали, меня уважали; я думал, что так будет и здесь, но нет… А одиночество — не мое. Отсутствие внутренней цели угнетало: никто за стенами не ждал, никому там я не был нужен — в общем, чужак… Я падал духом, но опять собирался. Предчувствие встречи с чем-то необычным и ярким сидели в самой глубинной сущности моей. Именно этот огонек поддерживал во мне надежду, что после этой встречи решатся многие вопросы, многие проблемы…

Я смотрел в окно класса на голые и мокрые верхушки берез, когда в дверь постучали. Заглянули двое мужчин. Они извинились, и математичка милостиво кивнула. Мы встали, ничуть не удивившись. За прошедшие дни нас посетили представители: цирка (фотографировал на переменах с обезьянкой — за деньги); зооцирка (ходил по классам с живым питоном, питон был теплый, покрытый рыбьей чешуей — трогали бесплатно); детской газеты «Горизонталь» (с собой не было ничего, представительницей была женщина в очках); луна-парка (раздавали пакеты с программой — цветные, глянцевые). И эти ничем не отличались от остальных, разве что держались более уверенно, были подтянуты, на обоих шикарные спортивные костюмы — не фуфло там какое, и классные кроссовки — навороченная шнуровка, прошитая замша и с высокими супинаторами.

Когда мы сели, они подошли к доске и сделали столь потрясающее объявление, что у меня аж сердце захолонуло, а по затылку пошел мороз!

И пока один говорил, другой на доске писал: где и когда сбор, что с собой надо (заявление, справка врача, согласие родителей и т. д.).

После этого объявления все вдруг встало на место. Я приобрел цель. Я во что бы то ни стало должен был попасть в эту секцию. Все самое сокровенное, все мои смутные и не очень желания, надежды и думы сгустились и выкристаллизовались в этом объявлении. Мужчины сказали: «Набираем группу фехтования!»

Файл 5: начало

К месту встречи ехал с более-менее знакомыми одноклассниками: Сашкой Четверговым, Андреем Савельевым, Сашкой Филиным, Сашкой Колчковым и другими — Коляном, Валериком (этих знал хуже).

Спорткомплекс находился в другом районе. Из окна троллейбуса выглядел он внушительно и современно: тонированные зеркальные стекла, блестящая крыша, широкие ступени, позади стадион неохватный взглядом…

Прибыли на полчаса раньше и тогда решили прошвырнуться по рынку, что притулился рядом. Мимо, по осенней слякоти, бежали люди, а мы не торопясь, с сумками, в которых обувь и трико, чавкали обувью вдоль прилавков. Встретили еще некоторых.

Убив время, поднялись к входным дверям. Раздевшись и сунув номерок в карман — робкие, несмелые, тихие, примерные, — пошли по царству спорта. Сразу же вошел в меня запах места: пахло пыльными паласами и старыми кожаными матами; влажными паркетными полами и резиной кед, пацаньим потом и застарелым дымом сигарет. А вокруг были цветы; стенды с фотографиями, турнирными сетками и таблицами; кубки, вымпелы и грамоты под стеклами и много дверей… Мы немного заблудились и нам показали на второй этаж.

Мы не увидели фехтующих, а услышали. На подходе к залу, из приоткрытых дверей, раздавались крики. Крики были протяжные и беспощадные и сливались с сухим и четким пощелкиванием клинков. Крики были как поток: то накатывали в мощном порыве, то распадались в отдельных отзвуках и звоне шпаг… И крики эти были напоены такой удалью и неистовством, что в груди моей забилось, задрожало нечто спрятанное там с глухих и темных времен, а рука крепче сомкнулась вокруг ручек сумки.

Вдоль стен с тренировочными зеркалами, на лавочках, с сумками у ног, сидела половина наших, а в зале прохаживалась куча народа в белых одеждах. Прохаживались они друг против друга как-то прикольно: с криком делали скачки друг на друга, выпады и еще что-то непонятное и интересное. Полы были расчерчены на дорожки с выделенным центром, как на футбольном поле.