Принцип перевоплощения

Когда до Кэт это дошло, она забилась в припадке. Она каталась по полу и выла, как умалишенная. Длился приступ очень долго – упала она на пол засветло, а когда поднялась с него, за окном стояла темень. Кэт тогда ужасно испугалась окружающего ее мрака! В ее воспаленном мозгу тут же вспыхнула мысль, что мир перестал существовать, и в беспросветно-черном хаосе осталась только она. Потом, когда Кэт немного пришла в себя, стало ясно, что просто стемнело, но ей от этого было не легче. Ярослав ушел, а это почти конец мира!

Шатаясь, Кэт побрела в ванную, наполнила ее, легла, взяла лезвие, полоснула им по запястью и стала ждать, когда за ней придет Ангел Смерти. И он пришел! Явился в образе Славы. Печальный, но торжественный, он подал Кэт руку, приглашая за собой. Она потянулась к нему, радуясь тому, что исходящие от него свет и безмятежность поглотят ее, и она растворится в них без остатка, но...

Свет резко померк. Безмятежность испарилась. Вместо них Кэт поглотила чернота и раздирающая тело боль...

Ее спасли!

Сердобольная Эльза, узнав, что Слава оставил Кэт, решила ее навестить. Когда та не открыла, агентша, почуяв своим измученным личными невзгодами бабьим нутром, что Кэт в квартире и с ней не все ладно, призвала на помощь соседа по лестничной клетке и взломала дверь. Обнаружив Катерину в ванне с перерезанными запястьями, Эльза едва не упала в обморок (вид крови вызывал у нее ужас), но смогла справиться с собой, добраться до телефона и вызвать «Скорую».

Когда на следующий день она пришла навестить Кэт, то вместо благодарности услышала кучу проклятий. Кэт хрипло кричала на Эльзу, что не просила себя спасать. А когда та, разобиженная, выбежала за дверь, метнула в нее пакет с принесенными ею же апельсинами и очень разозлилась, когда ни один из них не попал в цель. В те минуты Кэт ненавидела Эльзу всей душой. Ведь если бы не она, Катя давно бы растворилась в безмятежности, сопровожденная туда Ангелом Смерти, а не барахталась бы сейчас в болоте боли, страха и стыда, называемом жизнью...

* * *

Когда Кэт наконец выписали из больницы, она вернулась в квартиру, легла на кровать и не вставала с нее двое суток. Вернее, несколько раз она поднималась, чтобы сходить в туалет и попить, но никакими другими делами не занималась. Либо спала, либо думала о своей жизни, решая, как с ней поступить. Первые сутки единственным ее желанием было отказаться от жизни в пользу смерти. Но желание это постепенно прошло. Его отбила разгоравшаяся от часа к часу и наконец вспыхнувшая где-то в глубине души ненависть. Она полыхнула так яростно, что Кэт обдало жаром. «Будь ты проклят, Слава! – прорычала она мысленно. – Ты не стоишь ни меня, ни моей смерти! А коли так – я буду жить!»

Когда самый важный выбор был сделан, Кэт стало намного легче. Оставалось решить, как именно жить, чем заниматься, что предпринять, дабы вынырнуть из того болота, в которое она сама себя загнала, и не просто выбраться, а воспарить... Ведь парила же когда-то, а коли так – сможет вновь! Только нужно дождаться, когда перебитые крылья заживут, да сил набраться для первого взмаха...

Но сил пока не было. И раны еще кровоточили. Однако теперь Кэт не сомневалась – рано или поздно это пройдет. Ведь время лечит все!

По прошествии сорока восьми часов, Кэт приняла вертикальное положение. Обулась (одеваться не понадобилось – валялась она в джинсах и кофте), расчесалась и вышла из дома, чтобы найти работу. Ведь неизвестно, сколько дней, недель, месяцев уйдет на восстановление, а жить на что-то надо. Конечно, было бы проще уехать из Москвы в родной город, там родители, знакомые, друзья, там ее звездное прошлое, ее публика, ее удача. В N-ске Кэт пристроилась бы если не в театр, то на региональное телевиденье. Там она взлетела бы даже с перебитыми крыльями. Но Кэт твердо решила не покидать Москву. И не потому, что возвращаться побитой собакой ей не позволяла гордость (от ее гордости давно ничего не осталось), просто Кэт знала: там она сможет только взлететь (как курица – невысоко, лишь бы занять свое место на насесте), но чтобы воспарить, она должна остаться здесь, в столице. К тому же пока она не была готова вернуться в искусство. Впервые за многие годы Кэт не ощущала в себе желания играть, перевоплощаться, лицедействовать. Да и не получилось бы у нее сейчас, она это чувствовала! Безграничное счастье, безудержная радость, искренний восторг, все это стало ей так чуждо, что попробуй она передать эти эмоции сейчас, любой почувствовал бы фальшь. А фальшивить Кэт не позволяла актерская совесть!