Принцип Портоса, или Последний свидетель

И мне сразу стало ясно, что на какую-то миллионную долю секунды дядя Витя засомневался… Ему вдруг представилось, что, может быть, действительно та самая мулатка… сардинка… Но так не бывает. И дяде Вите стало очень печально. Потому что здесь, у нас в стране, у дяди Вити почему-то не было семьи. И может, из-за той мулатки, которую он не смог позабыть… Вот что мы с Витькой наделали – влезли в душу хорошему человеку. Знать бы, так перекрасились бы в китайцев… Наверно, китайские наши лица не вызвали бы травмы в душе боцмана. Если, конечно, он не…

– Труп! – вдруг прошептала Сашка, прячась за папину спину.

Папа пошатнулся.

Дядя Витя нервически хохотнул:

– Хе-хе… Где?

Я сразу понял все и тоже похолодел: это папа, близорукий мой папа, пристрелил вместо меня постороннего человека.

– Вон! – ткнула пальцем в заросли малины Сашка и заплакала.

– Мама! – простонал Витька с надрывом, как в мексиканском многосерийном фильме.

– Папа… – прошептал я, и у меня тоже на глаза навернулись слезы.

Теперь его – в полосатый костюм, в наручники его, в красивый милицейский автомобиль… Что ты, Витька, наделал?! Или ты, Витька, Тарас Бульба, который своего сына… отца… Или кого он там?!

И действительно, шагах в десяти на траве валялось поникшее тело трупа ни в чем не повинного человека. Несчастной жертвы в виде женщины.

Дядя Витя, как увидел, что труп женский, в лице переменился.

– Нэвжэ? – прошептали его губы.

Представляете, что он подумал? Что именно ее, сардинку!

Папа посмотрел на меня, на свои руки, сжимающие оружие, и разжал пальцы… Он брезгливо поморщился. Ружье полетело в траву. Боцман опять нервически хохотнул… Всем стало страшно, как в кино. Нет, хуже, потому что не выключить.

– Что здесь происходит? – раздался со стороны калитки деревянный голос Марии Переваловой. – Стреляли?

Тщательно выговаривая слова, студентка филологического факультета приблизилась к нам, наступила на застреленный организм и остановилась.

– Тут двое не пробегало? Та-а-аких черненьких, в шляпе, таких ма-а-аленьких? – И студентка показала краешек ногтя, размером не больше мышиного ребенка.

– Хе-хе-хе… – хохотнул дядя Витя и, глупо улыбнувшись, попросил: – Уберите ногу с трупа, пожалуйста…

– Может, он еще живой? – с надеждой в голосе добавил папа. – Она!

– Может, она еще дышит? – пролепетала Сашка, захлебываясь слезами.

– Может, ей искусственное дыхание… – вспомнил я.

– Как вы… – студентка поглядела в смеющееся лицо боцмана, – вы сказали… трупа?! – И перевела взгляд себе под ноги.

Перевела она этот самый свой взгляд и, слабо пискнув, грохнулась на траву в обморок. Вот тебе и стишки… Разлеглась рядом с покойником, мешая тому дышать.

– В обморок… – рассмеялся странным голосом папа. – Кто еще? Все в обморок. Все!

И тут Витька сказал такое, что я действительно тоже чуть не загремел в обморок.

– Наша мама, – сказал Витька и побледнел.

У меня изморозью покрылась спина: как же я сразу не разглядел мамино платье? Значит, она вечером приехала сюрпризом из Кисловодска и наткнулась в саду на папину пулю?!

Ну, тут папа бросился к покойнику! Тут мы все бросились в надежде на чудо. И представляете – свершилось!

– Наташкино платье, – прошептал папа, поднимая с земли мамино праздничное платье. – Сам дарил. Не-е-ет… Сам деньги давал. Но откуда?!

И тут до меня дошло, как до жирафа, и до Витьки тоже дошло, потому что вижу – он белеть перестал: это же то самое платье, в котором Витька изображал Анжелику. Или мулатку?

Знаете, как сразу у меня легко сделалось на сердце? Будто камень с души свалился… Честно. Сразу так захотелось вмазать Витьке в глаз, что просто руки зачесались.

«Ну, – думаю, – ты у меня алфавит забудешь и до пенсии вспоминать будешь, как отдельные буквы называются!»

И вмазал бы, да сейчас нельзя, поскольку все и так нервные, как я не знаю что…

Потом мы откачивали Марию Перевалову. Сначала ее все хлопали по щекам. Затем на этот шум подошел Петька-радиотехник и сказал, что с некоторых пор он лучше знает, что Маше нужно. Оказывается, дуть на нее нужно. Петька стал дуть, и Машка очухалась. Очухалась и стала доводить папу до ужасного состояния своими расспросами о том, куда мы спрятали покойника, пока она валялась без сознания. А мы ее убеждали, что трупа не было. Она не поверила, но переключилась на дядю Тома, на черненького, как мышиный ребенок, и понесла такую ахинею, что все единогласно пожалели, что она не валяется в молчаливом обмороке. А Петька заинтересовался неграми. Только теперь и папа, и дядя Витя были уверены, что это были не негры, а женщина с ребенком. Особенно горячился дядя Витя. Понимаете почему? Вот именно. Из-за сардинки… Эх!

Дошли до выстрелов. Петька спросил, где сейчас оружие. Папа вспомнил, что до последнего времени держал ружье в руках, а теперь оно исчезло.

– А-а! – зажимая рот ладонями, воскликнула Мария. – Это мне напоминает один детектив. И сейчас нас… по очереди… начнут… – И тут Мария опять упала в обморок.