Принцип револьвера. Часть 1 (СИ)

Я открываю нужный и достаю картину Ле Мюлье. Разворачиваю упаковку и осветив изображение фонариком, ставлю картину к стене, а затем, чем черт не шутит? Кладу в угол серебряную змейку...

--Ох, - выдыхает Мика рядом.

Перед нами высится громада маяка. Темнота каморки обрывается окном в лето - на берег накатываются волны, ветерок шевелит кроны старых тополей, а белоснежная пирамида устремляется в голубое марево летнего рассвета...

***

Когда темнота перед глазами рассеялась, вокруг по-прежнему было разрушенное подземелье, и запах озона смешивался с запахом гари. Маяк на пресловутой картине загадочно белел в темноте... Ничего не изменилось.

Экстрасенсорное воздействие гения. Ха... Иллюзия. Дурацкий обман. Выдумка. Не было никакого изменения, никакого окна в прошлое! И почему я поверила в эту чушь? Мало ли что мне казалось в детстве, мало ли какие игры придумывались? Наивная идиотка!

Разочарование и обида, досада на собственную глупость были такими горькими, такими несправедливыми, такими жестокими... Слезы хлынули потоком. В который раз за это время. А ведь я не плакала очень давно. Наверное, с самого начала войны. И вот теперь... Слезы текли и текли по моим грязным щекам. Я захлебывалась в истерическом рыдании, чувствую себя маленькой обманутой девочкой.

--Тише, Каролина, тише, не надо, - Мика неловко пытался меня утешить, обнимая за плечи.

--Я становлюсь истеричкой! - вырвались слова вместе с новой волной слез.

--Глупыш, - Мика прижал меня крепче.

Я уткнулась лицом в жесткую, воняющую гарью и псиной ткань бушлата, но слезы не унимались. Слезы, глупые вопли... Сколько времени прошло, пока истерика сошла на нет, сменившись судорожными всхлипами и каменной болью где-то в затылке?

--Я дура! - подвела я итог и, наконец, смогла дышать спокойно... Обида оставалась, но тоже затихла...

--Пойдем? - спросил Мика.

--Пойдем, - стараясь не шмыгать носом, согласилась я.

И замерла. Дернула Мику за рукав:

--Слышишь?

Звук шедший с поверхности был странный, незнакомый... Нет! Знакомый, но словно давно позабытый. Сердце испуганно вздрогнуло и рухнуло в пятки.

--Что-то? - растерянно нахмурился Мика, прислушиваясь...

--Трамвай! - выпалила я, и это простое, но странное слово словно открыло дверь в полузабытый мир...

Шум - и вправду звон проезжающего трамвая, рычание моторов... Я рванулась к выходу, замирая от предчувствия чуда...

--Картина... - вдруг удивился Мика, - картина исчезла...

Особняк, откуда мы выбрались, был обтянут лесами и строительной сеткой с надписями: "реставрационные работы проводит...". Группа туристов, возбужденно треща и поминутно щелкая фотоаппаратами, проскакала вслед за гидом за угол пешеходной дорожки.

--Остров цел! - сказала я вслух и покачнулась, яркое ослепительно синее небо понеслось над нами, закружилось... У меня подкосились ноги. Если бы Мика не удержал меня, я бы, наверное, так и упала на мостовую.

--Значит все таки получилось? - прошептала я.

--Значит получилось - отозвался Мика, - я кажется понял.

-- Это прошлое? - полуспрашиваю полуутверждаю я.

--Лишь бы снова не сон, - хрипло бормочет Мика.

Мы так и стояли, обнявшись, у старой крепостной стены, а пробегающие мимо туристы удивленно оглядывались на странную перемазанную в чем-то буром парочку в пропыленном камуфляже, совершенно не вязавшуюся с окружающим нарядным пейзажем.

--Ой, а если нас заберут, как бродяг? - запоздало удивилась я.

--А тебе не все равно? - хмыкнул Мика - ЗДЕСЬ, - выделил он слово, - пускай забирают... - и ощерился хищно, - если смогут.

***

Уже подбегая к знакомой калиточке черного входа, я поняла, что боюсь. Дико, страшно, до холодных мурашек на спине. Да издалека наш фамильный особняк выглядит как всегда, но вдруг?!

Дверь открыта - правильно, утро значит должны привезти продукты и молоко...

--Каролина, что случилось, что у тебя за вид? - фру Свеннсон, наша экономка и домоправительница, добрый дух нашей семьи смотрит на меня большими напуганными глазами.

Так. Надо быть собой. Вернее не собой, а той взбалмошной девчонкой, вчерашней гимназисткой, дурочкой и хохотушкой... Сердце колотится, но слова срываются сами собой - беззаботные, веселые слова, вот только голос хрипловат:

--Ах, не спрашивайте, фру Свеннсон! Мы были в катакомбах, а потом едва не заблудились... Я все расскажу попозже, - частю я и замираю - ванильный запах свежих булочек наполняет рот кислой слюной.

--А не найдется ли у нас что-нибудь поесть? - главное, что голос у меня не дрожит.

--Разумеется, найдется - кивает фру Свеннсон. Ее голос набирает привычную решительность, - но сначала я приготовлю тебе ванну...

Она снова замолкает, испуганно глядя мне за спину. Я оборачиваюсь - долговязая присыпанная мелом, пылью и тем, что принято называть "удобрением голубиное гуано" фигура Мики выглядит на нашей кухне призраком, сбежавшим из Ада. А ведь я, наверное, выгляжу не лучше...

"Бедная фру Свеннсон", - думаю я и помогаю старушке справиться с потрясением говорю, будто на официальном приеме: