Принцип высшего ведовства

Злить Ингу не хотелось. Ведьма и без того казалась взвинченной до предела, того и гляди взорвется колючим фейверком. Я послушно заглянула в ее холодные серые глаза, на этот раз без зеленых контактных линз. На миг показалось, что невидимая сила выбивает из-под меня лавку, затем потолок в ошметках побелки вздрогнул, съежился…

И я увидела странную картинку, черно-белую, как будто вырезанную из старого и немого кино.

Я лежала в высокой траве, раскинув руки и уставившись в небо. В застывших глазах отражались кроны деревьев и белая точка далекого солнца. Подбородок кто-то щедро разукрасил темной блестящей глазурью, она пачкала шею и тягучими каплями стекала на воротник клетчатой рубашки. В которой, как ни крути, было что-то неправильное. Чего-то не хватало… Отсутствовала нижняя часть кармана. Она провалилась в черноту, пропиталась темнотой. Вместо ткани рубашки были влага и беспросветный мрак, сложившиеся в аккуратную лунку. И на дне ее барахтался комар, увязая все глубже и глубже.

По горлу, от желудка и вверх, покатилось что-то горячее. Я едва успела зажать рукой рот и отскочить в угол. Господи! И это – это я? С отсутствием едва ли не трети туловища?!! Да что же это происходит, черт возьми? А главное – зачем? И почему – со мной?

– Мне не нравится то, что ты делаешь, – донесся из ватной тишины голос Андрея, – ты по-другому не могла сказать?

– А твоим словам она сильно поверила? – огрызнулась Инга, – я всего-то показала ей то, что видела сама. Пусть теперь думает, нужно ли ей возвращаться…

– Видения можно толковать по-разному.

– Я знаю, что это дело рук нашего друга инквизитора, – зло ответила ведьма, – он тоже был там, и я чувствовала его присутствие также, как и чувствую сейчас твое.

И пока они говорили, я все пыталась унять отвратительные рвотные позывы. Но стоило зажмуриться, как перед глазами снова и снова всплывала черно-белая зернистая картинка, и барахтающийся в загустевшей крови комар.

А почему бы тебе, Лера, не поверить Инге? Что заставляло тебя думать, что Эрик не способен на такое?

«Но он не хочет твоей гибели», – едва слышно пискнул кто-то в моей душе, – «он хочет тебя спасти».

В самом деле, откуда тебе знать, Лерочка? Кому верить?!!

Он всего лишь искал своего врага и собирался победить. Любой ценой. В соответствии с принципом высшего ведовства.

…Пешкой, разменной монетой и пластилиновым человечком быть больно. В голове роится сотня вопросов, на которые никогда не будет ответа. Вернее, один из них можно теперь считать закрытым. Это я к тому, что теперь становилось понятным, за что просил прощения Эрик, прежде чем на руках отнес меня в свою спальню. Он знал, что именно этим все и закончится, уже тогда знал! Даже берег меня по-своему, чтобы не протянула ноги раньше времени, а дожила до главной схватки…

Господи, я никогда не хотела быть ведьмой. Мне хватало того, что я стала неплохим дизайнером, купила квартиру и в конце концов собиралась найти мужчину своей мечты. А теперь? Где это все?

Я медленно выпрямилась и повернулась к своим друзьям – да, все-таки друзьям. Андрей выглядел совсем несчастным, если бы не Ингина рука, уже давно бы бросился ко мне. Зачем я так казнила его? Он испугался всего раз, а теперь вот спас мне жизнь, и наверняка больше не даст меня в обиду. Никогда-никогда…

Какими же холодными кажутся собственные пальцы, когда ими проводишь по разгоряченным щекам. А в мыслях, раз за разом, крутится черно-белая пленка. То, что могло бы быть, не утащи меня Андрей из того дома.

– Вы правы, – прохрипела я, – мне… наверное, мне… нужно побыть здесь.

Снаружи донеслось резкое карканье ворона, и я вздрогнула. Если ворон был рядом, значит, где-то притаился и человек без лица.

Джейн

Тяжело пробираться сквозь толпу, когда в одной руке – увесистые пакеты из магазина, а в другой – не менее увесистый потрепанный фолиант. Пыхтя и усиленно работая локтями, Джейн пробиралась к своему «Опелю». И ведь припарковалась в спокойном, тихом местечке! Так нет же, как назло ближайший магазинчик решил устроить акцию с подарками и розыгрышем ерундовых призов. Зрители, жаждущие подарков, набежали в течение пятнадцати минут – вот и приходилось пробиваться сквозь волнующееся людское море, недовольно бурча «Простите. Извините. Ой, прошу прощения».