Принципы

– Ты должна послужить мне еще немного, – сказала Точилина и сфотографировала меня на телефон. Она отправила кому-то сообщение и добавила: – не бойся, я ничего особенно страшного тебе не сделаю. Ты для меня слишком старая.

За окном уже стемнело. Сколько же я была в отключке? Настенные часы показывали десять часов вечера. Мои ноги противно онемели от долгого лежания в неудобной позе.

Точилина бросила взгляд на часы.

– Думаю, минут сорок у нас есть. Даже если Дима будет гнать – а он будет, не сомневаюсь.

Она подошла ко мне и наклонилась.

– Мне скучно, и я могу с тобой поболтать. Наверняка у тебя полным-полно вопросов. Но ты должна пообещать, что не будешь кричать. Не потому, что это тебе все равно не поможет – здесь нет ни души. А потому, что я ненавижу, когда кричат.

Почему-то мне казалось, что ей это нравится. Я закивала, и Анна развязала полотенце.

– Спрашивай, что хочешь, – великодушно разрешила она.

– Вы с ним не заодно? – я кивнула в сторону мертвого Родионова.

Глупое и нелогичное предположение, но я надеялась, что удастся успокоить свою совесть. Не вышло.

– Ты крепко мне поверила! – довольно усмехнулась Точилина. – Но нет, милая, старый служака был предельно честен. Даже чересчур. Возомнил себя народным мстителем. Жаль, что он уже не расскажет, как на меня вышел. Но я решила не рисковать.

– А Дима? – упавшим голосом спросила я.

– Лиза, ты меня разочаровываешь.

И что это, черт побери, должно было значить?

– Я вижу в твоих глазах отчаяние и пустоту. Я могла бы съездить тебе по ушам, что мы любовники и убиваем дуэтом, а ты нужна была, чтобы устранить Родионова, что все это был хитрый план – ты сейчас поверишь в любую чушь. Но я не буду. Лучше разожгу в тебе надежду – Дима такой же прихлопнутый, как и ты. Я написала, что если он будет не один, ты умрёшь. Сейчас мчится тебя спасать. Мнит себя рыцарем. Предсказуемо чувствует ответственность за тебя. То, что ты здесь – это его вина.

– Ростовцев не дурак. Он приедет не один.

Анна довольно рассмеялась.

– В том-то и дело, что дурак. Но пусть будет, как ты говоришь. Ничего страшного. Тогда Родионов быстро убьет тебя, а я убью его. Экспертиза может определить время смерти с точностью до двух часов, так что несоответствие моим показаниям спишут на погрешность.

– А дальше что? Такие, как ты, не могут остановиться. Тебя все равно поймают.

Анна снисходительно улыбнулась в ответ

– Дурочка, ты ничего обо мне не знаешь. Думаешь, я получаю от этого удовольствие? Я просто взяла у них то, что хочу, и мне больше не нужно. Осталось лишь замести следы. Меня никогда не поймают.

Пока мы разговаривали, я смогла размять свое тело и обрести над ним относительный контроль, сесть более удобно. К сожалению, освободить руки не было никакой возможности. Отопление в доме зачем-то провели не пластиковыми, а стальными трубами, так что сломать их не представлялось никакой возможности.

– Что будет со мной? – я спросила ровным голосом, стараясь не выдавать волнения.

– Ты умрешь, – спокойно ответила Точилина. – Но если будешь хорошо себя вести, умрешь быстро.

Что же, по крайней мере, честный ответ. Я вспомнила свой сон. Всегда считала Максима добрым и хорошим человеком. Мог ли он на самом деле в глубине души тянуться к злу? Могу ли я найти в своем сердце частичку тьмы, чтобы понять Точилину и убедить ее сохранить мне жизнь. Клянусь богом, стоит ей освободить меня – я сразу убью ее, или умру, пытаясь.

– Если я скоро умру, то я хотела бы получить ответ – о чем все это было? Что ты хотела сказать, в чем твое послание?

Я надеялась, что она изложит мне что-то псевдофилософское про эрос и танатос, на что я выражу свое восхищение, постараюсь удивить ее… Как же глубоко я заблуждалась.

Точилина удивленно взглянула на меня, словно не ожидала такого вопроса, а потом громко, в голос захохотала.

Успокоившись, она сказала:

– Лиза, я думала, ты умная женщина. Это Родионов все время пытался понять, найти второе дно. Мужики такие рациональные, все им надо объяснить, но обязательно, чтобы было понятно и логично. Чем больше следствие копало в этом направлении, тем веселее мне было. Разумеется, я убивала не без причины, но послание, манифест – это все вообще мимо.

– Тогда зачем?

– О, этого я тебе не скажу. Вдруг ты расскажешь кому-нибудь?

– Ты же сказала, я умру.

– Это не помешает тебе рассказать.

В каком смысле – не помешает?

Точилина проверила телефон, ухмыльнулась и снова сфотографировала меня.

– Просит доказать, что ты еще жива, – пояснила Точилина. – Клюет только на живую приманку. Даже жаль, что он должен умереть, он мне действительно нравится. Предсказуемый. Послушный. Дорогая, он едет сюда один, готова побиться об заклад.

– Что готова поставить? – спросила я.

– Ну, уж точно не тебя. Скажи, Лиза, тебе льстит, что он готов рискнуть жизнью, чтобы попытаться тебя спасти?

– Это потому что он хороший человек.

Похоже, Дима был моей последней надеждой.