Принцы Тальзеура

Мук завтракал, стоя у входа, следя за теми, кто мог подслушивать важный разговор.

— Нет. Последние четыре года он служил в армии Либерии, но не совсем так, как написано в личном деле. Если говорить в общих чертах, то последние пару лет он постоянно воевал в составе малой диверсионной группы на линии фронта. Отключал защиту базы противника, подрывал линии снабжения и многое другое. Раньше, до Джибрила, я думал у меня руки по локоть в крови после работы дознавателем….

Брудо замолчал и стал смотреть вперед пустым взглядом. Хагель знал, как сильно брат не любил свою работу на воле.

— Ну?

— Он убивал, убивал и снова убивал. Кузан и другие члены отряда радовались исполнительности Джибрила. Командование вешало ордена пачками, давало щедрые вознаграждения и баллы для магазина наград. А Джибрил развивал свои навыки диверсанта и давил на Кузана, требуя от него роста. Чем всё закончилось — ты и так знаешь.

Хагель протер рот салфеткой. Завтрак в самом разгаре. А на десерт — стоящая история.

— Брудо. Что ты увидел?

Ноланд затих, пытаясь сформулировать свои ощущения. Что он видел в сознании Джибрила?!

— Отчуждение…отчаяние… одиночество.

— У кого? — Хагель удивленно уставился на брата.

— У Джибрила. Он очнулся двенадцатилетним подростком в большом городе без воспоминаний. Он не знал языка, норм культуры. Боже, да он не знал, как сходить в туалет! Вообще ничего! Два года жизни на дне общества обучили его многому. В четырнадцать лет служба безопасности поймала его во время ограбления кондитерской лавки и не смогла прочитать память с помощью ментоскопирования. Какой-то беспризорник услышал разговор СБ-ешника и рассказал банде Росана Наездника. Стоило Джибрилу выйти на свободу из-за нехватки улик, как его взяли в оборот уличные банды. Росан принял его под свое крыло, назначил чистильщиком и приказал убить того самого стукача.

— Брудо, я военный, а не уличная шпана. Чистильщик — это кто?

Брудо попытался что-то сказать, но закрыл рот. Та самая человеческая нормальность не позволяла ему говорить такие вещи вслух.

— Джибрил Ранно убивал людей, а потом избавлялся от трупов, выполняя приказы банды. Возвращался на место преступления и чистил помещение от следов крови и улик. Росан старался не думать о том, какое чудовище живет с ним под одной крышей. Три года, брат, три с половиной года Джибрил убивал, возводя Росана на вершину криминального мира Сан-Солано.

— Бессмертие? — Хагель уже привык к тому, что брат слишком сильно поддается эмоциям объекта для чтения мыслей.

— Они не знали. У Джибрила есть некий механизм защиты секрета бессмертия. Если его убивали, он находил убийцу и свидетелей, никого не оставляя в живых. Убивал, убивал, убивал. Я слышу звук измельчающихся костей из дробилки. Слышу металлический скрежет жерновов о пули, застрявшие в трупах. Джибрил спокойно жил дальше, но его память с каждой собственной смертью становилась всё четче и детальнее. Выстрелы, трупы, смерть, избавление от тел, зачистка помещения. Почему я помню и уделяю этому внимание, а он — нет? Потому что я — Брудо Нирр, нормальный, и моя нормальность совпадает с той, что принята в обществе. А он — нет, и это меня пугает. Как можно жить в… мире, в котором тебя окружает только смерть?! Когда ты видишь, как люди постоянно умирают от твоей руки!

Мук не выдавал тревоги, но Хагель давно знал своего телохранителя. Плечи слегка опущены, взгляд смотрит в одну точку. После встречи с Брудо мэру предстоит еще один серьезный разговор.

— Признаю. Эта просьба была сложнее всех предыдущих. Но ты говорил об отчуждении, отчаянии и одиночестве.

Брудо кивнул. Покров шерсти немного приподнялся, словно у гостя волосы встали дыбом.

— Чем сильнее ментальная защита, тем больше жизненных сил я трачу на чтение мыслей и памяти. У Джибрила Ранно нет какой-то особенной защиты, но ядро его сознания раз в двадцать плотнее, чем у обычного человека. Оно растет, усложняется, становясь неприступной крепостью разума. У моего дара нет границ, и только поэтому я мог прочитать его мысли. Ни один маг-менталист не сможет повторить мой подвиг. Ни одно заклинание не сможет ослабить защиту, которой нет. А лет через пять не смогу и я сам.

— Сколько лет жизни ты потерял, читая его память?