Принуждение к войне. Победа будет за нами!

Да, он сильно смутился тогда, и смущение это не проходило вплоть до банкета в Кремле, где «отец народов» вдруг взял, да и поднял тост персонально за него. Это дорогого стоило. Тогда он и понял, что от него, как от «сталинского любимца», ждут очень многого и страна и ее вождь. Вот только дальше все пошло как-то наперекосяк. Он имел шанс быть первым «беспосадочным и трансполярным». На самом высшем уровне это доверили ему и более никому. Но его АНТ-25 вернулся с полпути из-за простой нелепой случайности – масла в бак налили слишком много. Ну а потом он сам все окончательно испортил, обозвав конструктора Туполева «вредителем» и другими нехорошими словами, да еще и в присутствии чуть ли не всего состава Политбюро. А как он в ярости скрипел зубами через два года, когда на абсолютно таких же самолетах без особых проблем перелетели через полюс экипажи Чкалова и Громова! Да, он рвался из кожи вон, доказывая свою полезность и компетентность. Продолжал полеты в полярных широтах, даже пригнал своим ходом из Штатов новый гидросамолет «Валти». Но этот перегон не был рекордным и беспосадочным. Выглядел этот полет солидно, но большого резонанса он не вызвал. Потому он и ухватился за этот большой и красивый гигант ДБ-А. Это был жирный шанс, но… Как только он всерьез заговорил о перелете, последовал вызов «на ковер» к начальнику ВВС РККА, а потом и к большим чинам на Лубянку. И Яков Алкснис лично разъяснил, что перелет – это, конечно, хорошо и агитационно, но сначала надо бы выполнить архиважное задание Родины. Огромные ценности, чрезвычайная секретность, то да се…

В общем, в конце концов получалось так, что управлять ДБ-А на большей части маршрута должен был военный экипаж. А он и отчасти «его собственный, персональный» штурман Витя (последний, правда, тоже когда-то служил в военной авиации) записаны в его состав больше для тех самых агитационно-патриотических целей. Отсюда, главным образом, и проистекало его пофигистическое отношение к матчасти и брезгливо-надменное к коллегам и самому перелету. Матчасть он не знал и, откровенно говоря, не хотел знать. Что самолет «сырой», понимал, но раз уж за второго пилота пойдет заводской испытатель и опытнейшие заводские бортмеханики в придачу – чего же беспокоиться? А раз рулить будут военные – пусть тогда они сами как-то выпутываются, готовя машину со всеми ее недоделками и проблемами к перелету. А уж он-то возьмется за штурвал в момент, когда надо будет садиться в Америке. Все равно на почтовых марках, которые они везли на борту, были заранее напечатаны его портреты, как за два года до этого, во время неудачного рейса на АНТ-25. И потому даже вечером накануне старта все члены экипажа поехали к семьям, а они со штурманом к Леониду Утесову – бухнуть и послушать песни под гитару. Да и на старт он явился в костюме и при галстуке (все остальные в комбезах и кожанках, а он такой фотогеничный, словно в театр собрался, а не через полюс лететь). Называется, расслабился, поскольку слишком переоценивал свои потенциальные возможности и удачу, которой у него, откровенно говоря, и не было в последнее время. И о чем ему теперь было жалеть? Что сам никогда не был военным летчиком и не знал, как себя вести под огнем? Увы, но и второй пилот с его военным и испытательским опытом здесь не смог ничего сделать, на невооруженной, перегруженной топливом машине, без протестированных баков, со снятыми парашютами и прочим. Собственно, Болховитинов им об этом неоднократно говорил, предупреждая, что им придется несладко – уж в очень большой спешке все готовилось. Оставалось надеяться, что два военных экипажа, идущих следом за ними на соответствующей технике, свою часть задачи выполнят.

В остальном, активно борясь за свою жизнь, он прожил он еще одиннадцать минут с секундами, ровно до того до момента, пока чихнул и остановился третий мотор. Самолет резко повело вправо, остатки горючего в пробитых баках взболтнуло, и случилось то, что должно было случиться, – искры с горящих движков наконец попали на текущее ручьем топливо. Гахнуло, и уже почти касавшийся воды правой консолью самолет исчез в облаке взрыва. На дно ушли уже фактически фрагменты.

Дальнейшее широко известно, самолет искали вплоть до 1980-х, причем совсем не там, где следовало. И на мысе Барроу, и в Якутии, и еще черт знает где. Реальное место падения сейчас уже и не определить, да и достать мелкие обломки с арктического дна проблематично даже в наши дни. Там глубоко, мутно и очень холодно.