Припарка для целителя

— Куда? — спросил Исаак.

— Он был учеником, — ответил Даниель. — И, закончив обучение, покинул город. Домовладелица не имеет понятия, куда он отправился. По ее словам, сказал учителю — который тогда болел, — что вернется. Но не вернулся. Я не мог поговорить с его учителем, потому что она не знала, где он. Скорее всего, умер, — сказал Даниель. — Я не смог его найти.

— Какая профессия была у его учителя?

— Он был столяром.

— Это интересно, — сказал Исаак. — Что еще?

— Так — у этого мальчика был еще один друг, живший в самой неблагополучной части города, неподалеку от сыромятен. Имени его не знаю, но мой маленький осведомитель повел меня туда. Когда я сказал женщине, жившей в этом доме, что мне нужно, на меня набросились соседи — я не получил повреждений, — добавил он, — но это было неприятно. — Взял еще хлеба и мяса и, умолкнув на время, стал есть. — И это было не первым нападением на меня. Казалось, кому-то в городе очень не нравились мои наведения справок.

— А волнений в городе не было? — спросил Исаак. — В это время года…

— Как будто не было, — ответил Даниель, с удовольствием взяв еще хлеба и мяса. — Похоже, они преследовали меня, потому что это был я, не потому что питали недобрые чувства против общины. При первом нападении меня схватили, связали и оставили в чьей-то кухне.

— Схватили и связали? — переспросила Ракель, разрываясь между смехом и страхом. — Даже не верится. А что потом? Как ты убежал?

— Мне помогла маленькая девочка, — ответил Даниель. — Ее зовут Бенвольгуда. Меня связали не очень крепко, а она принесла мне нож. Потом показала дыру в стене, через которую я смог уползти. Думаю, это было не слишком героически. Я очень испачкался и сильно потряс этим сеньора Маймо, очень элегантного сеньора.

— Похоже, у тебя было богатое событиями путешествие, — уклончиво сказал Исаак.

— Оно было очень интересным, — сказал Даниель. — Нам нужно будет когда-нибудь поехать туда, — добавил он, повернулся к Ракели и коснулся ладонью ее руки. — Это красивое место. Но помимо этого я привез пачку писем для сеньора Мордехая. Не знаю, связаны ли они как-то с целью моего путешествия, но, думаю, нужно сейчас пойти, отдать их.

Он с большой неохотой поднялся из-за стола.

— Думаю, это превосходная мысль, — оживленно сказал Исаак. — Ракель, будь добра, проводи Даниеля. Мне нужно вернуться в кабинет. — Он первым пошел по коридору к ведущей во двор лестнице. — Прошу тебя говорить тихо, — добавил он. — Твоя мать спит с младенцем, надеюсь, сможет проспать до утра, если позволит твой братишка.

Исаак обнял дочь, что-то негромко сказал ей на ухо и пошел к своему кабинету.

Ракель взяла Даниеля за руку и повела к скамье у фонтана.

— Давай немного посидим здесь, — негромко сказала она.

— Что сказал твой отец? — негромко спросил Даниель.

— Что нет никакой срочности, вынуждающей тебя так быстро уходить, и что ему нужно о многом подумать перед тем, как ложиться спать. Думаю, имелось в виду, что, если будем сидеть тихо, он нам не помешает.

Даниель взял Ракель за руки и поднес их к губам.

— Твои руки прекрасны в свете фонаря, — заговорил он. — Они такие изящные, сильные, однако, когда лежат неподвижно, похожи на теплый мрамор. Когда ты слушаешь кого-нибудь и откладываешь работу, они лежат на коленях или на столе совершенно спокойно, расслабленно. Ты это знала? Они никогда не двигаются в бессмысленных жестах, как руки других женщин, и сейчас они заставляют меня понять, что беспокоить сеньора Мордехая слишком поздно. Отнесу письма ему завтра утром.

— Ты в самом деле думаешь, что папа это имел в виду, уходя в кабинет? — спросила Ракель с бульканьем радостного смеха в горле.

— Не сомневаюсь, — ответил Даниель. — Он тоже из плоти и крови.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Нельзя сомневаться, что без глаз человек может видеть.

Исаак прочел вечерние молитвы и приготовился к ночи. Однако, вместо того чтобы искать кушетку, набросил на плечи большую шаль для тепла и уютно уселся в массивное кресло.

Все его познания и интуиция говорили ему, что, если ничего не предпринять, завтра невиновного будут судить за убийство, приговорят и выдадут городским властям, чтобы на другое утро повесить. Сведения Даниеля кое-что объясняли и были интересны во многих отношениях, но Луку они не спасут.

Он убеждал себя, что его уверенность в невиновности Луки должна откуда-то исходить. И поэтому где-то, даже без знания, кто настоящий убийца, должно быть какое-то знание, какая-то нить логических доводов, которые могут убедить епископский суд в невиновности Луки. Или эта вера пришла просто от самонадеянности и сочувствия Ромеу и Рехине? Верил ли он, что, поскольку сказал, что Лука невиновен, это должно быть правдой, так как он это он и поэтому прав? Исаак содрогнулся. Только сумасшедший или богоподобное существо могут так думать, а он надеялся — нет, знал — что не является ни тем, ни другим.