Сталкер быстро собрался, проверил оружие, прихватив на всякий случай помимо дробовика «Грозу» с подствольником, завел новенькую «Витару» и поехал. Шел второй час ночи, улицы Москвы уже опустели, так что до кольцевой сталкер добрался быстро. С некоторого времени Берет заметил, что каждый человек, с которым он хоть раз встречался, оставляет в его сознании нечто вроде метки. И еще к этому человеку автоматически словно бы цеплялся маячок, видимый только им, Беретом. Исключением был разве что Кощей, который никаких меток не оставлял, и никакие маячки к нему тоже не липли. Как и полагается нечисти высшего разбора, Александр Борисович появлялся неведомо откуда и пропадал неведомо куда. Что ж, на то он и Кощей. Пусть не из «самых-самых», как сказал тот же Карапет, но все-таки… А вот метка самого Карапета сияла отчетливо, хотя и мутновато, заметным человеком был Карапет, а вот нечистью – так себе. Сталкер привычным усилием вызвал в памяти карту области. Получалось, что Карапет сейчас находился на шоссе Москва – Нижний Новгород где-то за Балашихой и двигался в сторону Владимира. Потом Карапет остановился.
Ждет, понял сталкер.
…Джип Карапета приткнулся возле придорожной кафешки, едальни, как называли эти заведения шоферы-дальнобойщики. Хозяин китайского жестяного монстра сидел на крыльце, растопырившись, словно жаба, и время от времени прихлебывал какое-то алкогольное пойло из уже наполовину пустой бутылки. По шоссе, с шумом разрывая прохладный ночной воздух, проносились грузные фуры, шустро простреливали редкие легковушки, и дела до одинокого пьяницы, баюкающего бутылку на ярко высвеченном пятачке возле входа в третьеразрядную едальню, не было никому.
– Ты чего это, – спросил Берет, выходя из машины, – нажираешься перед работой, я уж не говорю, что за рулем. Угробишься ведь, не на деле, так на шоссе. Сам-то ладно, мусорный ты человек, а вот людей жалко.
– Ни хера тебе никого не жалко, – зло булькнул Карапет. – Ни людей, ни друзей, ни себя.
И тут же плаксиво пожаловался:
– Не берет, сука!
– Не все суки дают, и не все суки берут, и не все, что дают да берут, – суки, – пошутил Берет, подумав про себя: «Вот такой у меня нынче юмор, охренеть какой юморок! Натуральный албанский, русским литературным не разбавленный. Хоть сейчас в бандюки или в “Камеди Клаб”!»
– Водяра не берет, – ничуть не обидевшись, печально пояснил Карапет. – И ширево тоже, я ведь и ширяться пробовал – без толку. Херово мне, Берет, ох, как херово… погоди, и до тебя это докатит, никуда ты от нее, суки, не денешься. Никто из нас никуда не денется, потому как служим мы дьяволу!
– Зоне мы служим, – отозвался сталкер, – Зоне внутри нас, и больше никому. Дьявол – он для людей, а мы, как ты сам недавно признал, нелюди.
– Не совсем… – начал было Карапет, но Берет оборвал его:
– Я что, сюда приехал сопли тебе вытирать? С чего бы это тебя на философию пробило? Или покаяться решил? Так за покаянием тебе не ко мне, а к попам. Вали вон в Сергиев Посад, там тебя быстро оприходуют. Там у них на этот случай святой спецназ имеется. С гранатометами под крылами. Ну, говори, зачем вызывал, придурок?
– Задание у меня, замочить одного сталкера, – начал Карапет каким-то странным, булькающим голосом. – Только я среди братвы маленько поспрашивал – получается, крутой этот сталкерюга – спасу нет. Не первый раз его хотят замочить и не второй, и каждый раз – облом. А мне, только я оклемался после сеанса, этот наш фюрер и говорит, тебя сейчас ни пуля, ни нож не возьмет, типа, только не бзди, все будет как надо. А я нутром чую, что смертынька моя рядом ходит-бродит, косточками поскрипывает… А не идти нельзя, хуже будет…
– Кто «этот»? Что еще за «фюрер»? Какого такого еще сеанса?
– Да Кощей, кто же еще, он со мной лично сеанс проводил, вроде гипноза, только страшнее, – хрипнул Карапет и снова присосался к бутылке. Оторвался, поднял на Берета осоловевшие глаза и как-то удивленно констатировал: – Не берет! Да и хрен с ней!
И отшвырнул пустую бутылку. Про таинственный сеанс он рассказывать явно не хотел.
– В общем, ты, Берет, меня подстрахуй на случай чего. Помоги, как человека тебя прошу! А убьют – так похорони, как положено, по-людски, только чтобы отпевали не в Москве, а где-нибудь в глубинке, там попы покамест еще настоящие, непорченные. В Любцах, например, у меня там двоюродная тетка живет, вот там пускай и похоронят… На бережку.