Припять – Москва. Тебя здесь не ждут, сталкер!

Скоростной «Сапсан» стоял у дальней платформы. Когда-то этот поезд считался самым-самым. Теперь появились поезда покруче «Сапсана», но с линии «Москва – Нижний Новгород» его не снимали.

Билета у него, конечно, не было, денег тоже. Мысль о том, чтобы прокатиться на крыше, он, немного подумав, отбросил, хотя прокатиться очень хотелось. Это было бы круто! Но это было бы не по-взрослому. А он твердо решил, что пора взрослеть.

Бригадир поезда и симпатичная девушка-проводница оказались обычными людьми, контролировать их было легко.

Он прошел в пахнущий хвойным дезодорантом вагон, отыскал свободное кресло, дождался отправления и со спокойной совестью уснул. Все нормально, от Кощея он оторвался, теперь до самой конечной станции его никто не потревожит.

В Нижнем Новгороде он прошел через тесный вокзал и вышел на привокзальную площадь.

Слева находилась забитая машинами автостоянка. Прямо у вокзала стояли несколько человек в потертых кожаных куртках. Некоторые курили, кто-то вертел на пальце автомобильные ключи. Бомбилы.

– Куда едем, командир? – лениво спросил грузный небритый мужик в потертом «бомбере». Куртка – настоящая, форменная, вытертая добела – на пузе у мужика сходиться не желала. Ох, знавала эта куртка времена повеселее, знавала. И мужик, похоже, тоже знавал…

Почему-то в России такие вот мужики, подрабатывающие извозом, разговаривают с пассажирами так, словно делают им одолжение. Наверное, это такая традиция, может быть, в стародавние времена похожие мужики в клокастых овчинах спрашивали каких-нибудь варягов, направляющихся, разумеется, в греки:

– Ну чё, конунг, куда волокем?

– На Керженец, – честно ответил Валентин. – До стрелки.

– Ты чё, командир, охренел? Там же и дороги-то путной нет! Да и далеко! За три чирика[28] повезу, так и быть. А дешевле ты не и найдешь. Не согласен – вон электричка стоит на Семенов, а дальше сам сообразишь, по обстоятельствам.

– Я тороплюсь, – сказал Валентин, – а три чирика это сколько?

– Чё-то ты не вкуриваешь, пацан, – насупился мужик. – Три чирика – это тридцать кусков, можно в баксах, тогда штука без малого, или в евражках. В евражках дешевле, всего семьсот.

Похоже, что он уже понял, что ни трех чириков, ни штуки баксов, ни даже дешевых евражек у этого парня, одетого в рваную футболку и заляпанные чем-то подозрительным джинсы, не имеется. Понял и отвернулся.

– Даром повезешь. – Валентин коснулся его сознания. Совсем легко, однако мужик оказался непрост, хотя мутантом не был. Ни латентным, никаким. Просто человек. Валентин слегка надавил.

На миг он увидел рукав знакомого «бомбера», еще новенького, руки в перчатках, лежащие на штурвале тяжелой боевой машины. Услышал треск атмосферных разрядов в наушниках шлемофона, почувствовал эбонитовые пальцы «ларингов»[29] на горле и дрожь промороженного дюралевого фюзеляжа. Сквозь рев моторов тяжелого бомбардировщика «Медведь»[30], как его называли по ту сторону Северного Ледовитого океана, он услышал бесплотный голос штурмана:

– Заходим на цель. Влево на…

Мужик сам был одним из творцов Зоны. Непростой мужик оказался.

– Ну ты чего? – Водила тронул его за плечо – вырубился, что ли? – Так едем или нет?

Валентин сбросил чужую память и пошел вслед за бывшим пилотом к его потрепанной «Волге».

До Керженца они добрались только к ночи.

* * *

Сталкеры сидели у костра. Совсем как в старые времена где-нибудь на Кордоне или на опушке Ржавого Леса. Казалось, сейчас, вот-вот, из темноты выйдет Звонарь, присядет, расчехлит свою знаменитую гитару и начнет долгий разговор с Зоной.

Из темноты вышел человек, не Звонарь, но очень уж он был похож на Звонаря, только вот гитары не было да дробовика за спиной. А так вылитый Звонарь, и лет ему, похоже, ненамного больше.

– Явился наконец, – проворчал Ведьмак, – ну, присаживайся, звонаренок. Ты есть небось хочешь? Сейчас ужинать будем, как раз уха поспела. Ну, здравствуй, что ли!

– Здравствуй, Валентин, – сказал Бей-Болт. Потом встал и обнял. – Мы тебя тут с утра поджидаем.

С реки тянуло водорослями и рыбой. Оттуда, из кустов, вышли еще двое. Один был человеком, хотя и мутировавшим, а вот та, что была с ним…

– Химера, – сказал Валентин, – откуда здесь химера?

– Это Ночка, – мягко поправил его Бей-Болт. – Пожалуйста, не называй ее химерой, по крайней мере при нем. – Он кивнул в сторону человека. – Берет может расстроиться, а ему и так несладко.

Они ели деревянными ложками уху, пахло дымком и домом. Дома, в Чернобыльской Зоне, случались вот такие уютные вечера. Редко, но случались.

Берет налил уху в алюминиевую миску, подождал, пока остынет, и ушел от костра куда-то на берег.

Девушка бежала рядом с ним, чуть обгоняя и заглядывая сталкеру в лицо.

– Она разучилась есть по-человечески, – тихо сказал Ведьмак. – Химеры не умеют, они лакают. Понимаешь?

Валентин справился с комком в горле и кивнул.

– Помочь сможешь?

Парень задумался, потом сказал:

– Но тогда химера умрет.

– А если не помочь – умрут двое. И химера, и Берет. Он и так слишком много о смерти стал думать, я же чувствую. И химера без него сдохнет. Или начнет убивать направо и налево.