Кобо Абэ проводит любопытную параллель между древней мифологией и современной фантастикой: первую он называет "литературой, исходящей из гипотезы существования богов", вторую - "мифами, в которых боги умерли"7. Ф. X. Кесседи находит немало общего между утопией, представляющей очень важную часть современной фантастики, и мифом. По мнению исследователя, общего между ними больше, чем различий8. Писатель-фантаст Лестер дел Рей считает мифотворческую природу "душой научной фантастики"9. Н. Фрай воспринимает современную научную фантастику как "разновидность romance с сильной наклонностью к мифу"10. Е. Клейнер также называет научную фантастику литературой "в большей мере мифологической, чем жизнеописательной"11.
Правда, критики и исследователи по-разному понимают эту связь научной фантастики с мифом и в самое понятие мифа вкладывают разный смысл. Так, профессор Роберт Филмус видит мифологические "склонности" научной фантастики в том, что она драматизирует и делает буквальными метафоры12. Марк Хиллегас считает, что многие исследователи называют ее мифом потому, что к Вселенной она подходит не с теми мерками, "мерит Вселенную человеком"13. А Джек Вильямсон называет научную фантастику "популярной мифологией" за ее стремление предвидеть будущее14.
Столь же неоднозначны и качественные оценки этого странного явления мифотворческой функции современной фантастики. Так, Бен Бова утверждает, что только лучшие образцы научной фантастики "выполняют функцию современной мифологии"15, в то время как Ю. Кагарлицкий связывает создание мифов с "массовой" фантастикой, с явлением вторичности в этой области литературы, поскольку вторичная, "массовая" фантастика использует однажды созданные образы и научно-фантастические гипотезы, закрепляет их в сознании читателей, формируя тем самым стереотипы, "вторую реальность"16. К этому явлению исследователь относится с явным неодобрением.
Однако как бы ни относились ученые и критики к мифологическим устремлениям научной фантастики, связь ее с мифом несомненна. И не со старым добрым языческим или христианским мифом, пережившим уже звездную пору своего господства над умами и ныне покорно отдавшим себя в распоряжение искусства, а с новым мифом, активным, рождающимся в наше время.
Миф как явление живое и творчески активное вовсе не ограничивается детством человечества, ранними эпохами его развития. Еще А. Н. Веселовский писал, что "мифический процесс присущ человеческой природе, как всякое другое психологическое отправление. Как в былые времена он произвел богатства языка и натуралистического мифа, так он продолжает творить и в века позднейшие на других почвах, отправляясь уже не от первичных впечатлений и непосредственного знания, а от того богатства объективного знания, которое накопилось в человечестве веками"17.
Какие-то мифы живут в человеческом сознании всегда, изменяясь и приспосабливаясь к новым временам и новым условиям, но бывают эпохи особой активизации мифотворческого процесса. Как правило, это эпохи переломные, эпохи коренной перестройки массового сознания, когда меняются самые широкие представления о мире и возникает необходимость построения новой картины мироздания, а без такого образа мира, целостного и относительно непротиворечивого, ни человек, ни общество жить не могут. А. Эйнштейн называл это "картиной окружающего мира"18, которую неизбежно создает в своем сознании человек. Такая "картина окружающего мира" необходима и для любого, даже самого примитивного человеческого общества. А. Е. Левин говорит даже о "невозможности для любого социума существовать без соотнесения своего бытия с глобальной моделью мира, компенсирующей ограниченность человеческого существования и конечность индивидуального опыта, дающую высшую санкцию смыслу человеческого существования и основополагающим началам человеческой деятельности"19.
Такие мысленные модели действительности, образы, "картины мира" в течение долгих тысячелетий существования человечества создавались в недрах мифотворчества. Самое появление мифов исследователи связывают с возникшей потребностью понимания мира в целом20. Польский психолог К. Обуховский считает, что в мифах в неменьшей степени, чем в научной теории или гипотезе, а порою и еще более зримо, выявляются кардинальные свойства человеческого познания - "его известная незаинтересованность, апрактицизм", поскольку "человек предпринимает познавательную деятельность, когда перед ним встает проблема, требующая решения, не только тогда, когда решение проблемы ему для чего-нибудь нужно"21.
Мы уже ссылались на А. Н. Веселовского, выделявшего в обозримой истории человечества две эпохи "великого мифического творчества". Напомним, что одна из них теряется где-то в дописьменных временах, отзвуки ее донесли до нас языческий миф и народная сказка, образы которой вот уже много веков исправно служат искусству. Вторая эпоха активного мифотворчества - средние века, когда массовым сознанием осваивалась новая христианская монотеистическая религия, создавалась новая модель мира и новые мифы.