Природа фантастики

Ведь утопия всегда была озабочена счастьем всех, но не каждого. Этого «каждого» классическая утопия как бы совсем не замечала. Выдвигая идею, концепцию, она говорила об устройстве общества, а не о жизни человека, об общем, а не об единичном и по внутренней своей структуре приближалась к научному видению мира.

Появление в утопии героя неизбежно должно было привести к рождению чего-то подобного антиутопии. Так это получилось в романе Г. Уэллса «Когда спящий проснется», где впервые была осуществлена такая проверка Утопии индивидуальной человеческой судьбой.

Таким образом, антиутопия вовсе не является чем-то противозаконным, некими происками политической реакции, хотя на практике, разумеется, возможны и реакционные тенденции и даже целиком реакционные утопии. Это уже дело совести и позиции конкретного автора. В целом же антиутопия оказывается закономерным следствием исторического развития жанра утопии и, повторяем, возникает из необходимости проверки и переоценки рационалистических схем и концепций, созданных предшествующим развитием утопической мысли.

Одним словом, в антиутопии и в романе-предупреждении на первый план выдвигается некий эксперимент по проверке или утопических концепций, или реальных тенденций общественного развития. Не отрицающее критическое или сатирическое начало в данном случае берет верх над утверждающим, а аналитическое над описательным.

Антиутопия и роман-предупреждение не являются особыми новыми жанрами. Это одна из исторических модификаций жанра утопии. Утопия из описательного жанра превращается в аналитический, экспериментальный, в Институт Экспериментальной истории, как назвали братья А. и Б. Стругацкие одно из научных учреждений далекого будущего. Утопия, антиутопия и роман-предупреждение составляют ныне единую систему, поскольку антиутопия и роман-предупреждение вылетели из широкого рукава утопии при ее историческом развитии.

Итак, логика исторического развития утопии такова, что утопия, идя по пути проверки прежних рационалистических схем гармонического устройства общества, перестроила свою структуру, оторвалась от трактата, закрепилась в сфере искусства и превратилась в роман о будущем в его идеально-положительном и экспериментально-отрицательном вариантах.

Превращение утопии в роман о будущем по сути дела разрушило ее прежнюю структуру, расширило сферу ее действия, ее художественные возможности и привело ее к практическому слиянию с научной фантастикой, которая в наше время тоже целиком ориентирована в будущее[28].

Мы уже говорили, что в прежние времена фантастика и утопия шли по совершенно разным дорогам и пути их практически не пересекались — фантастика имела дело со сверхъестественными таинственными существами и явлениями, утопия отыскивала на заповедных островах процветающее благоустроенное общество. У каждой было свое занятие. Совсем иная картина в литературе XX в.

Начав изображать грядущее хотя бы даже только с технической стороны, фантастика тем самым вторглась в заповедную область утопии. И сейчас нелегко провести демаркационную линию между утопией и фантастикой, поскольку и та и другая рисуют картины грядущего в свете определенных идеалов и с позиций этих идеалов дают оценку настоящего. Современные издатели и писатели вовсе избегают термина «утопия». «Туманность Андромеды» И. Ефремова тоже названа научно-фантастическим романом. С другой стороны, такие произведения, как серия научно-фантастических повестей А. и Б. Стругацких, начиная с «Трудно быть богом» и кончая «Малышом», хотя и не похожи на классические утопии, к утопийному жанру явно причастны, если учесть те изменения в этом жанре, о которых речь шла выше.

А что такое «Недуг» У. Тэнна — фантастика или утопия? Ведь там речь идет о возможностях почти мгновенного духовного перерождения всего человечества. Не случайно Ю. Кагарлицкий, исследуя в своей книге круг идей современной утопии и антиутопии, опирается по сути дела на опыт всей научной фантастики XX в. Ведь даже инопланетная цивилизация — не только специфически научно-фантастическая тема, но и утопическая, поскольку конструируется эта цивилизация на основе нашего социального опыта, современных идеалов и опасений.

Соединив свою судьбу с судьбой научной фантастики, современная утопия переживает и многие общие с нею трудности, в частности тот кризис, который состоит в резком сокращении притока в фантастику новых конструктивных идей.