Читаем Природа фантастики полностью

В наши дни задача создавать универсальную модель действительности легла, конечно, на плечи науки, и она в целом с ней справляется, тем более, что при любой узкой специализации современные науки, в масштабе всего общества, прочно сцеплены в единую систему. Но все же и в наше время возникают ситуации, когда наука не поспевает за общественной потребностью, не накапливает нужного количества эмпирического материала (а без опоры на него наука избегает делать выводы, в отличие от мифологии), и тогда ее обязанности вновь выполняет миф. Не нужно спешить обвинять миф — он удовлетворяет определенную, может быть, не вполне осознанную общественную потребность, и не его вина, что наука не может пока этого сделать[30]. Впоследствии мы вернемся к этому вопросу уже на конкретном материале.

Есть здесь и еще одно важное, на наш взгляд, обстоятельство. Наука создает свою картину мира, преследуя одну цель — максимальное из возможных приближение к истине. Доступность же этой истины «непосвященным» ее интересует мало, если вообще интересует. Научная картина мира не ориентирована на массовое сознание. Мы имеем в виду именно науку, популяризация знаний — это уже особый процесс.

Вместе с тем современное общество представляет собой сложную, но единую систему. Поэтому, несмотря на разницу в степени образованности различных слоев населения, связь массового сознания с точным знанием, с общим уровнем науки, несомненна. Какое-то освоение фундаментальных положений науки массовым сознанием необходимо как одно из условий развития общества в целом. Но научная картина мира или отдельные ее фрагменты массовому сознанию просто недоступны. И здесь снова на помощь приходит миф, который, как и предполагал Шеллинг, рождается на основе современной науки, в данном случае как форма освоения ее фундаментальных положений.

Как видим, миф является и в наше время необходимым и рождение его неизбежно. Что же касается ложности мифа, вернее картины мира, нарисованной им, то она открывается уже на новом этапе познания, когда «разоблачена» и отвергнута созданная им модель действительности. В этом плане миф мало чем отличается от гипотез, отвергнутых наукой в процессе ее движения. Интересно, что А. Е. Левин определяет миф как «набор онтологических гипотез», хотя «для человека того времени это была скорее сумма аксиом об основных началах сущего»[31].

Кроме того, какой бы объективно ложной ни была мифологическая модель действительности, необходимость ее очевидна. Она, как считает А. Гулыга, одновременно является и моделью поведения[32], именно она помогала человеческому коллективу строить свои отношения с окружающим миром. На первый взгляд может показаться странным, что такая ложная модель может быть не только необходима, но и полезна. И все же эта модель — ценнейшее достояние человеческого общества, она помогла человеку выстоять в жестокой борьбе с окружающей средой, стала залогом дальнейшего развития человечества. И тут не успокаивает спасительная оговорка, что в этой борьбе помогали знания, а не заблуждения. В том-то и состоит парадокс, что человеку и обществу необходима целостная модель, включающая и знания, и заблуждения, поскольку знаний было мало и создать целостную картину мира на их основе было невозможно, даже если бы каким-то чудом и можно было бы отделить зерна от плевел — истину от вымысла.

О необходимости мифа и как модели мира, и как модели поведения говорит и Дональд Стауффер, когда пишет, что миф «удовлетворяет желания и нужды. Он дает ответ на загадку (даже в том случае, если наука такой ответ дать не может. — Т. Ч.). Он обеспечивает нам приют, и Вселенная не кажется больше такой… пугающей или пустой»[33]. Общество, имеющее мифы, Д. Стауффер называет здоровым обществом.

Таким образом, мифологическая модель мира, даже не соответствуя вполне объективной истине, служит обществу и совершенно ему необходима, хотя, разумеется, неизбежно приходит время, когда эта модель становится ненужной, а то и вредной. Это вполне закономерный процесс.

Здесь снова напрашивается аналогия с научной гипотезой, тоже создающей, модель, зачастую ложную. Таких отвергнутых гипотез в истории науки накопилось немало. Хрестоматийный пример — теория флогистона, особого теплового вещества. Модель явно ложная, не соответствующая действительности. Однако у нее есть и свои заслуги перед наукой, она помогла открытию новых законов. Сади Карно, опираясь на эту гипотезу, пришел ко второму началу термодинамики. А модель мирового эфира, тоже, как оказалось, не соответствующая истине, позволила создать волновую теорию света[34].

Одним словом, такие модели мира, хотя и являются ложными, отнюдь не бесполезны, как полагали в свое время просветители. Во всяком случае роль их в жизни общества далеко не однозначна. Эту судьбу разделяют с мифологической картиной мира, как видим и многие научные гипотезы, являющиеся этапами на пути постижения истины, только сфера их применения более локальна, чем у мифа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Ярославль Тутаев
Ярославль Тутаев

В драгоценном ожерелье древнерусских городов, опоясавших Москву, Ярославль сияет особенно ярким, немеркнущим светом. Неповторимый облик этого города во многом определяют дошедшие до наших дней прекрасные памятники прошлого.Сегодня улицы, площади и набережные Ярославля — это своеобразный музей, «экспонаты» которого — великолепные архитектурные сооружения — поставлены планировкой XVIII в. в необычайно выигрышное положение. Они оживляют прекрасные видовые перспективы берегов Волги и поймы Которосли, создавая непрерывную цепь зрительно связанных между собой ансамблей. Даже беглое знакомство с городскими достопримечательностями оставляет неизгладимое впечатление. Под темными сводами крепостных ворот, у стен изукрашенных храмов теряется чувство времени; явственно ощущается дыхание древней, но вечно живой 950-летней истории Ярославля.В 50 км выше Ярославля берега Волги резко меняют свои очертания. До этого чуть всхолмленные и пологие; они поднимаются почти на сорокаметровую высоту. Здесь вдоль обоих прибрежных скатов привольно раскинулся город Тутаев, в прошлом Романов-Борисоглебск. Его неповторимый облик неотделим от необъятных волжских просторов. Это один из самых поэтичных и запоминающихся заповедных уголков среднерусского пейзажа. Многочисленные памятники зодчества этого небольшого древнерусского города вписали одну из самых ярких страниц в историю ярославского искусства XVII в.

Борис Васильевич Гнедовский , Элла Дмитриевна Добровольская

Приключения / Искусство и Дизайн / История / Путешествия и география / Прочее / Путеводители, карты, атласы