Природа и мы

А самое многочисленное и вездесущее семейство ивы — тальники, заливаемые талыми водами. Есть у них еще и вторые имена, которые они носят по цвету коры и по самой древесине. И, если снять кору и тальник останется белым,— это белотал, пожелтеет — желтотал, посинеет — синетал, а зарумянится, порозовеет — краснотал.

Есть еще ивы, которые мы называем вербами. Медовожелтые пушистые их комочки самыми первыми весной оживут среди всех ив и тальников, разливая в чистом весеннем воздухе сладко-медовый свой аромат, привлекая первых пчел, ос и бабочек. И трудно порой разобраться, чего больше тут: насекомых или вербных пушистых сережек.

Потому-то в безлесых местах только ивы, ракиты, вербы да тальники разноцветные и радуют глаз. Они — и «бор», они — и «тайга», они — и «колки березовые». Потому и называют их там ласково «ивушкой», «талинкой», «вербочкой». И берегут, любуясь ими, и радуясь им каждой весной, и в песнях воспевают.

А они в долгу у людей не бывают. Крепко вцепятся корнями в берега рек и ручьев, не давая им осыпаться, фильтруя корнями цветущую воду в разгаре лета, очищая ее, освежая. И мы им за то благодарны.

Когда же нет ивняка у ручья или у речки, ольха его заменяет, встав высокой да стройной рощицей по колено в студеной воде.

Любит селиться она по низинам, вокруг родников, по ручьям да речным долинам, делая незаметное, но важное дело: чистоту их воды сохраняя, укрепляя их берега и защищая леса, тут же повыше растущие.

И хотя называют ее «серой» да «черной» ольхой, а приглядишься к ней осенью или зимой — она приглушенно-сиреневая, а после дождя — сочно-шоколадная от корней до последней веточки.

А порою апрельской, развесив золотисто-зеленые да вишнево-бурые сережки свои, стоит она, боясь шелохнуться, в торжественной своей красоте. Заденет ее, будто случайно, крылом своим ветер весенний — и поплывет от сережек по ветру золотисто-зеленое облако, покрывая тончайшей позолотой и ствол ее загорелый, и землю, и снег, в тени еще кое-где лежащий, и вешнюю воду ручьев.

Осенью у нее, как и у ветлы и ракиты, не зарумянятся листья даже на первом морозце, не вспыхнут золотисто-огненным цветом, а так зелеными и останутся на зиму, как бы продляя тем самым короткое лето, пока не сорвет их холодный ветер и не выстелит ими подмерзшую землю и тонкий ледок на реке.

Издавна люди селились поближе к воде: у родников да по ручьям и речкам. И если росла там ольха, то и деревню называли Ольховкой, Ольшанкой, Елшанкой. И птицы любят вить свои гнезда в ольховых зарослях, воспевая ольху — царицу речных долин, ручьев и оврагов.

Конечно, красива ее древесина: то золотистая, а то и красная — годится на множество различных изделий (и даже бывает незаменима), но для нас важнее и нужнее ольха живая — эта вечная труженица, творящая множество добрых дел.

Но вот среди прибрежных кустарников вспыхнут светло-зеленым пламенем кусты черемухи. А вскоре, словно вскипят они вдруг, засияют белоснежной до головокружения, до угара медово-сладкой, душистой пеной. И, словно в снегу, словно в пышном инее, стоят, не шелохнувшись, черемы. И даже озноб пробежит по телу, как глянешь на этот душистый иней.

И всяк сломить черемуху тянется, унести домой хоть веточку, а с ней — и аромат, и частицу леса.

Кажется, совсем уж оборвана, обломана и искорежена, а новой весной соберется с силами и опять дарит пышные ветки чудесных пахучих цветов, а с ними и радость людям. Сколько же сил в ней и щедрости! Сколько же в ней доброты, бескорыстия!

Оттого издавна люди сажают ее, свою душистую любимицу, и в садах, и перед окнами домов, и в парках.

Оттого птичьи песни гимном звучат, обращенные к этому славному дереву. Оттого воспевают ее и поэты.

Не прошла слава и мимо нашей уральской рябины. От самой весны, от листочков ее кружевных тонкорезных до самой зимы радует нас она всюду: и у ручья среди ивняка, и среди леса где-нибудь на поляне, и в городах и селениях.

Всем пришлась она по душе: и тем, что просто взглянут на нее и улыбнутся, и тем, что по ней замечают перемены в природе. Сельчане заметят проклюнувшиеся ее листочки и скажут, что сеять пора уже в поле. Ощутив запах цветов ее скромных, отметят, что, мол, хлеба уже колосятся. А как нальются соком тяжелые гроздья ягод ее, да чуть выступит нежный румянец на них, значит подходит конец сенокосной поре, значит настала пора грибная.

Лишь вспыхнут костром оранжево-красные гроздья ее налитые, словно точеные из камешка-карнеола, тут и скворцы, и дрозды, и свиристели заметят рябинку нашу. И устроят свой птичий праздник. Люди тоже, чтоб дольше не расставаться с ним, ставят рябину в вазы и меж рам оконных на всю зиму. И песни ей посвящают, в которых прославлена краса нашего края — «уральская рябинушка».

Много у нас на Южном Урале и в Зауралье живет различных деревьев и кустарников, радующих нас то красотою своей, то просто тенистой зеленью. И нет, может быть, необходимости всех их описывать в этом коротком очерке. Все они по-своему хороши, и всяк по-своему радует нас.