Природа и власть. Всемирная история окружающей среды

Вильгельм Рошер[22] доверял Либиховской теории лишь наполовину и приводил очень простой контраргумент: «Поскольку ни одно вещество не исчезает с Земли полностью, то и истощение почв есть не что иное, как перемещение ее частиц». Действительно, часто можно видеть, что частицы, образовавшиеся при разрушении почв в горах, оседают в долинах; правда, из-за заболачивания и заразных болезней эти места долгое время не были доступны, их использование было вопросом прогресса водоотводных технологий. Если считать, что плодородие почв зависит только от минеральных веществ, то есть если следовать теории Либиха, его снижение надо считать обратимым. По-настоящему критичным оно становится в том случае, если полагать решающим фактором не минеральные вещества, а гумус. Однако гумусную теорию Либих с яростью отвергал, потому что чувствовал за ней веру в особое положение живого, ускользающего от химических формул.

Генрих фон Трейчке[23], историк и младший современник Либиха, не особо уважал химиков и смеялся над страхами потери почвенного плодородия, называя их странными пережитками. Он считал реальным фактом, что в начале XIX века крупные поместья осуществляли замкнутый круговорот питательных веществ: «Каждое крупное поместье образовывало как бы изолированное государство, которое благодаря хорошо продуманному севообороту и взаимосвязи земледелия и животноводства постоянно стремилось возместить утерянные почвой силы» (см. примеч. 19). Но это был тип крестьянского хозяйства, практически не связанный с рынком, давно исчезнувший в регионах с более развитыми транспортными путями. Чем активнее сельское хозяйство ориентировалось на рынок, чем больше росла дистанция между местом производства и местом потребления, тем сильнее разрывался локальный пищевой цикл. Из этого следует вывод, что основная историческая тенденция издавна несет в себе потенциал экологического кризиса.

Опровергают ли эту картину успехи сельского хозяйства Нового времени? Не обязательно, ведь начиная с новаторских исследований Вильгельма Абеля[24] мы знаем, что уровень жизни широких масс населения на значительной части Европы за период от Позднего Средневековья до начала XIX века резко упал (см. примеч. 20). Действительно ли рост численности населения тогда был столь высоким, что сам по себе уже объясняет снижение уровня жизни? Сомнительно. Картина упадка, нарисованная Либихом, не была взята из воздуха. Но проблема восстановления почвенного плодородия с тех пор и по сей день замаскирована мощными вложениями в производство удобрений.

Эрозия почв Либиха не интересовала. Химиков эта проблема не касалась, а в Германии долгое время она вообще оставалась незаметной. Лишь американские пыльные бури 1930-х годов заставили человечество увидеть в эрозии ведущий глобальный фактор разрушения почв. Сначала ее считали новым явлением, и лишь почвенная археология обнаружила, сколь давнюю историю имеет эрозия, предположительно порожденная человеком. Ее вызывает уже поверхностная вспашка, особенно в сочетании с недостатком удобрений. Исторический опыт показывает, что общее усиление эрозии остается неизбежной расплатой за земледелие даже при наличии множества методов предотвращения развеивания и смыва почвы. Эрозию, как и снижение плодородия, часто долго не замечают. Обе проблемы сходны и в том, что хотя в разных регионах существуют многочисленные и разнообразные меры борьбы с ними, но надежного и общеизвестного стандартного решения не существует. Под впечатлением пыльных бурь 1930-х годов американский исследователь пишет: «Эрозия почвы меняет ход мировой истории более радикально, чем это способна сделать война или революция. Она принижает великие нации… и перекрывает им путь в Эльдорадо, которое всего несколькими годами ранее казалось таким доступным» (см. примеч. 21).

Принципиальное возражение состоит в том, что если теория медленного антропогенного разрушения почвы верна, то почему человечество до сих пор не погибло? Не доказывает ли тысячелетняя история человечества и значительный рост численности населения с момента изобретения земледелия, что существуют какие-то элементы устойчивости, не замеченные этой теорией? Очевидно, постепенная деградация – не единственная история, она дополняется и перекрывается многими другими, хотя, может быть, не столь фундаментальной природы. Вопрос удобрений и «сточных вод» остается критическим в экологической истории.

3. В ГЛУБЬ ВРЕМЕН. ИДЕАЛ ПРИРОДЫ: ЗАГАДОЧНАЯ СПОСОБНОСТЬ К ВОЗРОЖДЕНИЮ