Природа охотника. Тургенев и органический мир

Общение с Аксаковым в начале 1850-х годов помогло Тургеневу осветить путь к более крупным литературным формам. Он больше не стремился к поиску квинтэссенций русских деревенских типов и охотничьей обстановки, постепенно начиная растворять тематический комплекс охотничьей литературы в более широкой проблематике своих повестей и романов. Перестал он и считать охотничий тип равновесия вопросом лишь авторского метода, теперь значительно чаще проецируя порождаемые им дилеммы на своих персонажей и изображая именно их борьбу за природный баланс. Охота всё так же пронизывала его произведения, но теперь уже не как эксплицитная сюжетная основа, а как имплицитный подтекст. После своего «аксаковского» периода Тургенев продолжает вдумываться в природу, но напряженнее, чем когда бы то ни было прежде, он вдумывает природу в свои книги. Отныне она становится тонким, глубоким, многогранно символичным элементом, сформированным теми знаниями и опытом, которыми, как подсказывало ему внутреннее чутье, охотники обладали в большей степени, чем кто-либо другой из числа наблюдателей органического мира.

Глава 5 Природа и поиск гнезда: «Поездка в Полесье», «Рудин», «Дворянское гнездо»

Великая разница между надеждою и существованием.

Эмблемы и символы (раздел «Легавая собака и нырок»), 1788

[Максимавич-Амбодик 1788:204]

И птичка находит себе жилье, и ласточка гнездо себе, где положить птенцов своих.

Псалтирь 83:4

Ссылка в Спасское-Лутовиново стала для Тургенева периодом творческого спада, а лето и осень 1852 года – временем наиболее активных внутренних поисков и нескончаемых вопросов самому себе. После публикации «Записок охотника» его переполняло беспокойство и стремление к новым путям развития. Плохая погода в начале осени перечеркнула охотничьи планы, вынудив отложить ружье и вернуться к литературной и критической работе. Он заканчивает рецензию на книгу Аксакова, но так и не завершает работу над злополучным романом «Два поколения»: Тургенев отправил несколько готовых фрагментов друзьям и знакомым, попросив оценить новое произведение, и отзывы оказались преимущественно отрицательными; рукопись он в итоге сжег [Schapiro 1982: 90, 115][167]. В октябре 1852 года, еще только в самом начале работы над этой идеей, он писал о своем кризисе К. С. Аксакову:

«Зачем же я издал их [“Записки охотника”]?» – спросите Вы, – а затем, чтобы отделаться от них, от этой старой манеры. Теперь эта обуза сброшена с плеч долой… Но достанет ли у меня сил идти вперед – как Вы говорите – не знаю. Простота, спокойство, ясность линий, добросовестность работы, та добросовестность, которая дается уверенностью – всё это еще пока идеалы, которые только мелькают передо мной. Я оттого, между прочим, не приступаю до сих пор к исполнению моего романа [ «Два поколения»] [Тургенев 19786, 2: 150].

Двенадцать дней спустя, в свой день рождения, Тургенев развил эту мысль в письме к своему близкому другу П. В. Анненкову: