Природа плакала в тот день...

— Она… Боже, Билл, она такая восхитительная! — упал он рядом, а Биллу на лоб рухнула чугунная плита, размазывая содержимое черепной коробки по идеально чистой простыне. Он глухо застонал.

— Я люблю ее! Люблю! — развалился на спине Том.

— Или я. Или она, — выдохнул Билл.

— Что? — удивленно повернулся к нему счастливый брат.

— Я не хочу больше ее ни видеть, ни слышать, ни знать о ней, — зашипел разгневанной гадюкой он. — Я приехал сюда с тобой! Я хотел веселиться с тобой! Я хотел общаться с тобой! Я хотел гулять с тобой! Загорать с тобой! Купаться с тобой! Завтракать, обедать и ужинать с тобой! Я хотел напиваться в твоей компании! И что мы имеем? Я везде один! Я один! Мы даже в Мале поехали, и там я был один! Я купаюсь один! Я загораю один! Я хожу на дискотеки один! А у тебя на уме только она! Она не сходит у тебя с языка! Она везде! Она не дала мне прокатиться на парашюте! Из-за нее я чуть не утонул! Из-за нее я был вынужден пропустить массаж и потащиться в Мале, ходить там пешком! ОДИН! Из-за нее меня чуть не изнасиловали! Из-за нее я не сплю с той самой ночи, как она у тебя появилась! Ты влетаешь ко мне в комнату и вываливаешь на голову всякую херню! А оно мне интересно? Вот ты спросил меня, оно мне интересно? Мне интересно знать, чего она хочет? Как ты ее будешь трахать? В каких позах и сколько раз? Мне вот интересно, как ты лижешь ее? Мне надо слышать, как она мяукает всю ночь? У меня голова болит! У меня весь вечер болит голова! Из-за нее я не смог найти лекарства, которые были в твоей сумке, потому что тебя не было и ты не доступен, ты был с ней! Из-за нее я не спал всю ночь, подыхая тут от головной боли! И ты не ее трахал всю ночь! Ты меня трахал всю ночь! И либо ты остаешься со мной, и мы счастливо вдвоем досиживаем наш отпуск, или пошел ты к черту, а я возвращаюсь домой. Один! Без тебя! Или переезжаю в другой отель! Один! Без тебя! Где ты не будешь трахать мне мозги своей Луизой!

Билл, позабыв про боль, вскочил, выдрал из-под опешившего Тома одеяло, схватил подушку, и ушел на пирс, где тишина, спокойствие и никто не стонет противным мерзким голосом.

Глава 6.

Казалось, что он лежал на огромной жаровне и кто-то равномерно поджаривал его с каждой стороны. Вот правый бок уже приятного золотистого цвета. Сейчас надо левый подрумянить. Кожа натянута и горит. Перегрета. Внутренности вот-вот вскипят. Биллу снилось, что он жарит свиные стейки. Аппетитный жир стекал с жирного мяса и капал в открытый огонь под решеткой. Огонь потрескивал и переливался с желтого на оранжевый, жир разбрызгивался, капельки попадали на его обнаженный живот и неприятно покалывали. Билл смеялся. Надо позвать Тома. Надо и его угостить мясом. Такое прекрасное жирное мясо. С золотистой корочкой. Ароматное. Нежное. Он опустил глаза вниз и пронзительно закричал — ног не было…

Он резко сел, тяжело дыша, и непонимающе уставился на серое бетонное покрытие. Кто-то визжал, словно дурная свинья, которую пытается зарезать неопытный мясник. Вокруг никого. Только он. Билл прикрыл рот ладонью. Мерзкий звук неожиданно исчез. Боже… Это он орал что ли? Смахнул холодный пот со лба. Где он? Как он сюда попал? Что он тут делает? Один? На пирсе? С подушкой и одеялом? Кожа действительно горит… Судя по солнцу, сейчас как минимум полдень, если не позже. Билл поморщился, стараясь вспомнить, что произошло ночью. Болела голова (она, правда, и сейчас болит, но несколько иначе — тупо, тягуче, монотонно, везде)… Том с Луизой ему спать не давали… Он наорал на брата… И ушел спать на пирс. Вот идиот-то!

Билл еще раз осмотрелся. У него совершенно точно шумело в ушах. Сначала он принял это за шум океана, но это был какой-то подозрительный гул, а не шорох волн… Очень хотелось пить. Вообще как-то все плывет перед глазами. Надо бы ополоснуться, немного побыть в воде, чтобы привести организм в порядок. Билл попытался подняться. Странно, но с первого раза это не удалось: его так повело в сторону, что он чуть не рухнул в воду с двухметровой высоты.

— Твою мать, — удивленно произнес парень, вцепившись в перила лесенки. — Нет, в воду нельзя. Надо как-то до бунгало добраться.

Он нагнулся, чтобы поднять подушку и одеяло — голова закружилась, пришлось сесть и переждать приступ.

Вновь аккуратно поднялся и неуверенным шагом, шатаясь, очень медленно побрел к домику.

Предметы перед глазами расплывались. Он дышал быстро и тяжело, словно не хватало воздуха. Звезда, блин… Видели б сейчас эту очумевшую звезду журналисты, они б написали… Его опять мотнуло. Билл вцепился в поручень мостика. Замер. Одно неловкое движение — и он весело спикирует в воду, и будет сегодня у крабов пир на весь мир. А потом журналисты напишут, что Билл Каулитц помер от анорексии, но успел сделать доброе дело — накормил крабов. Спаси дерево — убей журналиста! Его накрыла волна паники — он не хочет к крабам! И к бобрам тоже! У них такой хвост противный… Кое-как разжав пальцы, он бегом рванул к заветной двери. Темное пятно бунгало вдруг ожило. Зашевелилось и всосало его в себя с громким и довольным чавканьем.

***